Подглядывающая. Алена Занковец

что фото в застекленных рамках – это маленькие окна.

      Делаю шаг и морщусь от того, как неожиданно громко отзывается мраморный пол.

      Подхожу к первой фотографии. На огромном валуне сидят дети, босоногие, лохматые, в простой одежде. Улыбаюсь. Проверяю, все ли в порядке с париком, и двигаюсь дальше. Мимо лесов, полей и закатов – к двери в конце зала.

      Приоткрываю ее – и тотчас же закрываю.

      Потом снова приоткрываю. На этот раз медленно.

      Это еще один выставочный зал. Но то, что здесь происходит, не выставка – по крайней мере в привычном значении этого слова.

      Зал напоминает будуар. Приглушенный свет. Красные и черные тона, блеск позолоты. Ширмы и зеркала. Я подхожу к одному из зеркал – в человеческий рост – и замираю. Передо мной на цыпочках стоит обнаженная девушка, придерживающая черную широкополую шляпу. Грудь модели прикрывает кружевная тень: черное на ослепительно белом. Поля шляпы скрывают лицо, видны лишь ярко накрашенные губы клубничного оттенка. Поэтому на мгновение возникает ощущение, будто в зеркале мое отражение.

      Отступаю в легкой растерянности.

      Об этом Эй тоже не предупреждал.

      Чтобы пройти дальше, надо обогнуть ширму. Заглядываю за нее и в последний момент сдерживаюсь, чтобы не отпрянуть. За ширмой раздевается девушка. То есть там не настоящая девушка, а только ее фото, но в полный рост. Брюнетка стоит ко мне спиной, расстегивая алыми ноготками застежку алого лифчика и, будто повернув голову на звук шагов, смотрит мне в глаза. Эффект еще более поразительный, учитывая, что мы одного роста.

      И это еще не все. Я не сразу узнаю ее без одежды и без очков, но это совершенно точно она – брюнетка из бара!

      Здесь.

      Сейчас.

      Я так поражена, что пропускаю момент, когда лопатки начинает прожигать красная точка чужого взгляда.

      – Нравится? – раздается у меня за спиной.

      Я резко оборачиваюсь.

      То, что передо мной Юрий Стропилов, я понимаю только по черному джемперу и джинсам. Фотограф так же разительно отличается от созданного пижоном образа, как и все остальное этим вечером.

      На вид ему чуть больше сорока. Коротко стриженные волосы не седые, а крашенные в серебристо-пепельный. Этот оттенок почти идентичен цвету глаз.

      Он не напыщенный, не самодовольный, не самовлюбленный, а хищный, цепкий, холодный. Мы одни в этом зале – если не считать дюжины реалистичных полураздетых красавиц на фото – но ощущение такое, словно он заполняет собой все пространство. Хочется отступить. В идеале – сбежать. Но и рассмотреть его поближе тоже хочется. Желательно – в отражении, а не вот так – лицом к лицу.

      Фотограф так внимательно разглядывает мой парик, что мне становится не по себе.

      Он знает.

      – Н-н-нравится! – выдавливаю я, и внимательная, острая заинтересованность, почти настороженность, в его глазах смягчается.

      Дефект речи сыграл мне на руку: переключил внимание, объяснил паузу перед ответом.

      У меня получается улыбнуться.

      Юрий