Отпусти меня, Удача!. ЧУДОВИ-ЩЕ

я сел, а Кира, не задумываясь и не ожидая чего-то, быстро ударила вожжами коней и те побежали дальше, перейдя на быструю рысь. Сидя на фургоне я чувствовал каждую кочку, каждую неровность, каждую ухабину и задница моя отзывалась болью от каждого такого твёрдого прыжка, когда меня подбрасывало и жёстко опускало обратно на деревянное сидение.

      Подумал вдруг о её имени. Кира.

      – У вас имя девочки, а не старушки.

      – Но когда-то я была девочкой и мне это имя подходило, неужели сейчас мне нужно его менять просто из-за предрассудков едва знакомого мальца?

      – Да нет, просто решил как-то продолжить беседы, а получилось совсем глупо.

      – Это точно, лучше не делай так больше, если у тебя нет чего-то конкретного, о чём ты хотел бы поговорить.

      – Но у меня есть.

      – И что же это?

      – Вы. Кто вы такая? И куда мы сейчас едем? И что за это фургон такой?

      – Сколько вопросов, но давай я попробую отвечать на них постепенно. Начнём сначала, кто я такая. Я Кира, как я уже сказала. Я уже старушка, как ты уже заметил. И я путешествую в этом фургоне уже тридцать лет, раньше путешествовала вместе со своим мужем, Гюнтером, а теперь путешествую одна. Куда мы с тобой едем? Мы едем с тобой куда угодно, или туда, куда занесёт нас свободный ветер.

      – Ясно. Можно ещё один вопрос?

      – Задавай.

      – Почему вы считаете мой дом дырой?

      – Потому что считаю его дырой! Мне не нравится твой дом, и знаешь почему? Потому что ты, Мирт, бежишь оттуда, а я тебя спасаю.

      И я заткнулся, бесспорно принимаю логику слов Киры. И наш путь начался.

      Несколько дней подряд мы путешествовали в её фургоне, не заезжая в города и деревни, останавливаясь под открытым небом, спали у костра, когда не было дождя и ветра, в иных случаях ночевали в фургоне, который внутри оказался весьма вместительным, ведь в нём хранилось несколько объёмных сундуков с вещами, таких длинных и широких, что мы на них и спали, постелив пару толстых одеял поверх.

      Всё было хорошо и эти три дня прошли спокойно. Мы разговаривали с Кирой обо всём, в частности о моём доме и родителях. Я поведал ей почти всю свой жизнь. Она была хорошим слушателем, но не спешила раскрываться передо мной, а я и не давил на Киру, пусть она сама решает, что хочет рассказать, а что вольна скрывать.

      Вся эта жизнь в поездке была пропитана свободой, той самой свободой, когда сам выбираешь как тебе жить, что тебе говорить, что носить и куда идти.

      И так продолжалось ровно до того момента, пока не наступило полнолуние. Вернее, всё произошло за пару часов до него, когда был прекрасный закат, мы уже разбили небольшой лагерь и разожгли костёр на ночь, когда Кира вдруг подошла ко мне с верёвками в руках и сказала:

      – Идём к дереву, Мирт, сегодня ты проведёшь ночь связанным и пусть мне это и не нравится, но по-другому я не смогу спать спокойно.

      – Потому что я Зверь? – несмотря на полное понимание ситуации, я не смог сдержать обиду, и эта обида отразилась в моём голосе.

      – Именно так, Мирт. Потому что ты Зверь, и если ты сейчас не согласишься на это, то дальше