Исполняющий обязанности. Василий Павлович Щепетнев

что отцом был Сталин. Вернули уцелевшую мебель, провели ремонт, но дальше случилась война, восстановление, борьба с космополитами. Не до процветания. После смерти Сталина музей жил ни шатко, ни валко – слишком далеко оказался от магистральных путей. В начале девяностых его лишили жалкого финансирования и статуса “памятника истории”, выставили на продажу за совсем небольшие деньги, под конкретного покупателя. Им был местный крёстный отец, депутат и губернатор, но прежде, чем оформить сделку, он отлучился по неотложной надобности в столицу, где его и застрелили прямо у входа в бордель. Нашёлся другой покупатель, тоже из миллионеров во власти, но внезапно исчез. Выехал из дому и исчез. Автомобиль нашли, коллекционный “Роллс-Ройс”, а хозяина – нет. Вот тогда ваш дядя и стал владельцем и дома, и прилегающих гектаров. Никто покупку не перебил, всем было интересно, что из этого получится.

      Мы шли неторопливо, и Войкович, убедясь, что его слушают, продолжил:

      – Усадьба стоит на меловой породе. На глубине в сорок метров мел практически сплошной, и он подступает к самой поверхности. Плодородный слой почвы тонкий, распашке не подлежит, это не метровые чернозёмы. Для огородных нужд сюда завезено пятьсот тонн чернозёма, размещенных на площади в двадцать пять соток.

      Из-за особенностей породы здесь особый микроклимат: земля легко нагревается, воздух идёт вверх, разгоняя ненастье, и потому над усадьбой почти всегда ясно.

      Мы подошли к ветряку.

      – Ветродвигатель конструкции Прянишникова, изготовлен в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Предназначался для отдалённых гарнизонов. Фёдор Фёдорович его в таком гарнизоне и отыскал, в Туркмении. Максимальная мощность пятнадцать киловатт, практическая – семь-восемь.

      – Работает?

      – Электронику мы обновили, аккумуляторы, инвертор. А механика – ту на страх делали. Плюс комплект запасных частей – подшипники, лопасти. Думаю, механика сто лет отработает. Или двести.

      – Я что-то не заметил в доме ни розеток, ни лампочек.

      – А их нет. Чтобы не нарушать дух времени. Фёдор Фёдорович предпочитал дом держать отключённым. Электричество мешает эффективно мыслить.

      – Что, впотьмах жил?

      – У него отличное… было отличное ночное зрение. А для бытовых нужд обходился свечами и керосиновыми лампами.

      – Керосиновыми? А фонарики хотя бы есть?

      – Найдем. Я принесу их к вечеру.

      Мы зашли в небольшую пристройку рядом с ветряком.

      – Вот здесь аккумуляторы, вот распределительный щиток, затем кабели идут в курятник, крольчатник, гараж, на кухню, во флигель… Опять же культиваторы электрические, на аккумуляторах. Мы потихоньку огородничаем,. Чуть-чуть, чтобы своё есть.

      – Натуральное? – подсказал я.

      – Скорее, местное. Человек состоит из того, что он ест. А если в Чернозёмске питаться, к примеру, аргентинским мясом и египетским картофелем, получится дисгармония.

      Мы вышли из распределительной и пошли дальше.

      – А вода? Как тут с водой?

      – Летом