Девять жизней Роуз Наполитано. Донна Фрейтас

усердные старания, за то, что сотворил нечто особенное и помог моим родителям лучше понять, кем стала их дочь. Ну и вообще… мне хотелось увидеть его снова.

      Я рассказала, что альбом очень понравился маме и папе – они задали мне кучу вопросов о докторантуре, – и Люк кивнул.

      – Я не слишком-то люблю портреты, – сказал он. – Мне кажется, лучшие фотографии – те, где мы просто живем и находимся в комфортной обстановке, в которой больше всего похожи на самих себя. А для тебя это – твой университет, Роуз.

      Я взглянула на Люка. Я уже его любила.

* * *

      Мой муж кладет последнюю пару джинсов поверх остальных вещей и застегивает чемодан.

      – Куда ты пойдешь? – удается выдавить мне. В горле совсем пересохло.

      Тело обмякает, горбится, будто что-то притягивает его к полу, плечи скрючиваются, шея клонится.

      Люк смотрит на свой чемодан, на блестящую темно-синюю искусственную кожу.

      – Я не могу, Роуз. Просто не могу.

      – Что не можешь?

      – Не могу остаться. Не могу быть твоим мужем.

      Я тут же резко выпрямляюсь – колени, плечи, бугры позвоночника вдоль спины; напрягаются локти, запястья, пальцы.

      – Ты бросаешь меня из-за банки витаминов?

      Люк поворачивается ко мне, внимательно смотрит. Этот взгляд я много раз видела в прошлом году. В нем ощущение собственной правоты, решимость и горечь из-за женитьбы на женщине, которая отказывается принести все в жертву ребенку.

      А цена этой жертвы, как я теперь понимаю, – Люк.

      – Нет. Я ухожу, потому что хочу ребенка, а ты нет, и я не знаю, как это уладить.

      – Раньше мы друг друга понимали, – покоряясь, глухо отвечаю я. – Ты меня понимал.

      Люк с трудом сглатывает. И слегка покачивает головой. С громким стуком он снимает чемодан с кровати на пол. Берется за ручку, наклоняет и катит за собой к выходу из комнаты.

      Я иду следом, но словно плыву, точно не знаю, мое тело и разум будто существуют отдельно друг от друга. Но двигаюсь – уж в этом я уверена. Иду вслед за Люком через гостиную, потом мимо длинного кухонного острова, который мы установили два года назад, ведь я люблю готовить, и мне необходимо было больше пространства для этого занятия.

      И вот Люк уже в тесном коридоре у входной двери. Сует ноги в ботинки, берется за замок и с громким щелчком его поворачивает.

      – Пока, Роуз, – говорит он, стоя спиной ко мне.

      Светло-голубая рубашка мужа с длинными рукавами будто флаг капитуляции, сигнализирующий, что это конец. Битва подошла к концу.

      – Куда ты? – спрашиваю я снова.

      – Да какая разница, – только и отвечает Люк.

      Затем я наблюдаю, как он выходит за металлическую дверь нашей квартиры, и створка за ним закрывается. Слышу, как щелкает замок, как поднимается на наш этаж лифт, дверцы открываются, раздаются шаги Люка, и лифт с жужжанием уносит его в вестибюль, а затем наступает тишина, бесконечная тишина. Ни шагов, ни жужжания лифта, ни гула колес чемодана, что катятся по деревянным половицам и бетонному полу.

      Это