Летняя практика. Василий Павлович Щепетнев

пытаясь сориентироваться. Все-таки времени прошло многонько. Не трудно и сбиться с пути.

      – Правильно, – успокоил меня Ахметов. – Еще километров шесть.

      Не скажу, что эти километры были самыми трудными в моей жизни, но почему не поехали университетские водители, я понял. Ничего, Чуне полезно иногда размяться.

      – Теперь налево, – скомандовал Ахметов, – к колодцу.

      Колодец на моей карте был, но на ней много еще чего было – деревня, например. А на деле оказалось – дюжина домишек, большей частью заколоченных, полуразвалившихся. Да не полу, больше.

      – Можно немного дальше проехать, вон к тем деревьям? – попросил докторант.

      – Как прикажите, – я загнал Чуню в тень берез, уже стареньких, почтенных, доживающих век.

      Пока студенты разгружались, я немножко побродил по новому месту. И ноги размять, и спину. Чуня грузовик хороший, но силу любит. А спина у меня своя, не казенная.

      Местечко – на загляденье. Чистые травы, дикие цветочки, ни мусора, ни битого стекла, просто разбивай бивуак (в таких местах непременно разбивают бивуак, а не лагерь, иначе быстро появится это самое битое стекло) и живи, наслаждайся девственной натурой. Даже захотелось остаться на недельку, отдохнуть. Мне часто хочется отдохнуть последние годы. Но – не время. Вот встану на ноги окончательно, годам к шестидесяти, семидесяти, и сразу же отдохну. Может быть, и здесь. А что, место чудесное: заповедник в десяти верстах, реченька Шаршок, и общество – образованнейшие, милейшие люди.

      Милейшие люди тем временем начали ставить палатку, большую, шатровую.

      – Военная кафедра одолжила, – пояснил Петька. – В обмен на спирт.

      – И хороший спирт?

      – Обыкновенный, медицинский, – кузен старательно вбивал в землю колья. Молодец, в жизни пригодится.

      Я заглянул в кузов, не забыли ли чего практиканты. Оказалось – не забыли.

      – Значит, за вами через месяц приезжать, – для порядка сказал я докторанту. Тот пересчитывал ящики, сверяясь с бумажкой. Раньше надо было считать, раньше. Что теперь-то?

      – Да, да. Через месяц. Десятого июля. Надеюсь… – он замолчал, покачал головой и повторил: – Десятого июля.

      – В какое время?

      – К полудню, если не возражаете.

      – Договорились, – я сделал пометочку в своем блокноте. – Счастливо оставаться.

      Докторант что-то пробормотал, Петька махнул рукой, прощаясь, остальные тоже поглядели мне вслед. Странно как-то поглядели, словно хотели вернуться со мной назад. Так мне показалось. Наверное, просто усталость сказывается, переутомление.

      В город я поспел к сроку, да еще по пути захватил дюжину жителей Глушиц: рейсовый автобус опять не пришел.

      Вечером, засыпая, я вспомнил деревеньку Шаршки. Вот где бы оказаться, расслабиться. Оттянуться, как говорят некоторые. Странно, но теперь эта мысль энтузиазма не вызвала, напротив, пришло какое-то облегчение, что я здесь, дома, пусть умотанный, но – дома. А не там, в благодати и покое. Чем-то покой тот был душе не люб.

      В последующие две недели деревенька нет-нет, да и приходила на ум. Засыпая,