Ведьма. Зофия Мельник

По левую руку – ворота, которые на ночь Грася запирает на засов, а справа – пара чуланов. В одном чулане стоят старые улья, и там же Марек хранит свой велосипед. А что в другом чулане, Марек и вовсе не помнит. Освещен двор единственной тусклой лампочкой, свисающей на голом шнуре с потолочной балки. Посреди двора стоит скамья, а рядом ведро с водой. На скамье лежит кусок мыла. Марек снимает со стены большой мятый таз и ставит на скамью. Он расстегивает пуговицы на манжетах и стаскивает через голову, пропотевшую за день рубашку. Смятая рубашка летит на пол. Оставшись голым по пояс, Марек наливает в таз воду из ведра. Фыркая и разбрызгивая во все стороны воду, Марек смывает себя пот, пыль проселочных дорог и налипшую на кожу травяную труху. В темном углу двора тихо как мышка стоит горничная Алиша и не сводит с Марека неподвижного пристального взгляда. У Марека гладкая безволосая грудь, впалый живот и красивый разворот плеч. Его мокрая кожа поблескивает в тусклом электрическом свете, длинная русая челка падает на глаза. Марек вытирает полотенцем шею и подмышки, отпирает и распахивает ворота и, выйдя со двора, выплескивает из таза грязную мыльную воду в кусты шиповника. С мятым тазом в руке Марек стоит в распахнутых воротах и, задрав голову, смотрит на усыпанное яркими звездами ночное небо. Над темным садом пролетает падающая звезда и гаснет, так и не долетев до земли.

      Алиша быстро выходит из темноты, неслышно ступая босыми ногами по пыльным половицам. Она останавливается возле скамьи и, нагнувшись, подбирает с пола рубашку Марека. Панночка зарывается лицом в грязную рубашку и вдыхает густой и пряный запах пота. Прикрыв глаза, Алиша неподвижно стоит подле скамьи, словно в забытьи.

      Марек пятится во двор и тянет за собой створки ворот. Старые петли протяжно скрипят, Алиша вздрагивает и с рубашкой в руках неслышно отступает в тень, стоит и смотрит на Марека из темноты блестящими глазами.

      ГЛАВА ВОСЬМАЯ

      Нет, Эберхарду Стшелецкому это не показалось. Стрелка компаса впервые за много дней качнулась, поползла по циферблату и медленно описала круг, а потом еще один, и еще. И это вовсе не из-за того, что машину трясло на ухабах.

      Эберхард останавливает черный «опель» на перекрестке возле железнодорожного переезда. Вдоль насыпи тянутся кусты, неподалеку стоит сложенное из красного кирпича одноэтажное здание без крыши с черными провалами окон. Под кирпичной стеной возле костра сидят трое бродяг. Кругом ночь, в кромешной темноте пропадают засаженные овсом поля, а на горизонте мигают огни какой-то деревни в дюжину дворов.

      Эберхард сворачивает направо и едет, пока стрелка компаса не перестает описывать круги и не замирает на циферблате. Тогда пан Стшелецкий разворачивает машину и возвращается на перекресток. Стрелка компаса снова принимается вращаться.

      Темное ликование поднимается в душе Эберхарда. Она где-то рядом, может, в соседнем городке, а может в каком-нибудь из этих сел, затерянных в темных полях. Он исколесил большую часть страны. У него уже не осталось ни времени, ни сил. И все же Эберхард её нашел.

      Пан