Фёдор Басманов. Опричная жар-птица. Книга первая. Марина Анатольевна Пономарёва

вот постригусь! – тихо, но с остервенелой уверенностью прошипел Меркуша, вернув Лукьяныча из его тяжких дум обратно – Постригусь, как батюшка мой хотел, видал я вас всех!

      Юноша спрыгнул с телеги. Спиридон громко расхохотался. В прибрежных кустах закричала разбуженная утка. Взметнулась, покружила немного и опустилась обратно.

      – Работай дурень! Ты ли монетки звонкие и лёгкие, на крест пудовый сменяешь? Через два дня обратно к нам вернёшься.

      – К вам – не вернусь – отрезал Меркушка – По миру пойду. В разбойники попрошусь! Нехристи, а всё честнее…

      – Пошевеливайтесь – рявкнул возничий – Мешкоту не устраивайте. Лясы точить приехали? Меж собой потом разберётесь, кто куда пойдёт. Я тут с вами до ночи торчать не намерен. Не затем ехал. Тащите к лодке! Вы лодку –то хоть приготовили?

      Спиридон и Меркуша, один с ворчанием, другой с бормотанием, отдалённо похожим на сбивчивую молитву, ухватили тюк и потащили к берегу. Земля под ногами захлюпала, оказалась мягкой и скользкой. Одна из верёвок, которыми был перемотан груз, разболталась, развязалась, недалеко от воды окрутила точно змея, ногу Спиридона. Мужик оступился, зацепился за что-то похожее на корень, выронил свою часть поклажи, толкнув при этом и Меркушку. Заголосив, более от испуга, заскользил, сорвавшись с невысокого берегового изгиба спиной на камни.

      Меркушка вслед за ним расцепил руки, выронил то, что нёс, попятился к камышам. Тюк шлёпнулся у самой воды.

      – Дроволомы чёртовы! Псы поганые! – заорал возничий, но всё – таки кинулся не к поклаже, а поднимать голосящего от боли Спиридона.

      – Вот нечистая сила! – запричитал тот, ухватившись хватаясь за возничего. Так вцепился, что и его чуть не повалил – Неладно что с вашим барчуком! Как прибыл сюда, так из рук всё валится! И помереть-то нормально, как люди, не может! Чёрт приблудный…

      Меркуша и взгляда не бросил на повредившегося старика. С трудом ненависть скрывал. Не пытаясь унять сбивчивое дыхание своё, он во все глаза глядел на упавшую поклажу. В страхе попятился, наступил в воду, по щиколотку увяз в песке.

      Угол мешковины оттопырился, явив перепуганному юноше то, что когда-то было человеческим лицом.

      Красивым или безобразным, ныне определить никто бы не сумел. Но Меркуша это лицо помним. Сам же первым и ударил после презрительного и высокомерного плевка их нового пленника. Бил с остервенением, со звериным удовольствием, старясь всё больше по лицу, пока не испугался. Чего именно, сам не понял. Даже после первых ударов, сплёвывая кровь, пленник смотрел насмешливо, дерзко, точно до сих пор у царских покоев первым человеком стоял.

      Подавая раскалённые щипцы Спиридону, недолго Меркушка наслаждался криками высокородного выскочки. Странным этот их пленник был – нарушал привычный ход вещей одним своим присутствием. Не преувеличивал старик – всё с ног на голову перевернулось. Не часто таких привозит Лукьяныч, али остальные царские посланники.

      Ныне, в мреющем свете, наполненном алой закатной пылью, что кружила над Белым озером,