Петля. Том 2. Инга Александровна Могилевская

дело намечается.

      – Я не собираюсь напиваться. Просто попробую. К тому же у нас еще уйма времени – сто раз успею протрезветь.

      – Один бокал – не больше, – нехотя уступает Сани.

      – Один. Честное слово, – подносит к губам, осторожно отхлебывает, поморщившись: – А ничего так… Жжет. Но на вкус вполне сносно, пить можно.

      Я усмехаюсь:

      – Анхель, эта бутылочка стоит пять сотен баксов.

      Он закашливается. Изумленно уставился сначала на меня, потом на Сани.

      – Она ведь шутит, да? Скажи, что шутит.

      Алессандро пожимает плечами:

      – Нет, не шутит. Где-то около того и стоит, если не дороже. Я точно не знаю – это подарок гостиницы.

      – Офигеть можно…– бормочет Анхель и делает еще один крошечный глоток. Потом медленно и серьезно: – Хочешь сказать, что вот эта бутылочка – это полгода моей работы на шахте без выходных и перерывов?! Хочешь сказать, что вот за это смачивание языка, я должен был бы вкалывать в две смены, несколько недель?!

      – Боюсь, да…

      – И они готовы вот так просто отдать даром то, что для меня приравнивается к полугоду работы – работы в поту и грязи, работы на пределе – до последних сил? А они отдают это, только чтобы угодить очередному богатенькому клиенту?!

      Сани разводит руками, удрученно покачивая головой.

      – Все так и есть.

      Анхель замолкает. Кажется, он слишком потрясен, чтобы говорить, и вместо слов и возмущений делает еще несколько глубоких глотков. Потом замирает, уставившись куда-то в пространство.

      – А знаешь, что добивает больше всего? – наконец, проговаривает он, медленно, немного заплетающимся языком, – Не моя нищета. Нет. С ней я уже смирился… привык. Но вот это все… – он окидывает убранство комнаты небрежным взмахом руки. Глаза поблескивают пьяной горечью – пробужденным желанием излить душу, высказаться…– Вот это все добивает! Эти шелка да бархаты, эти стулья, столы, картины, шкафы… Каждая, бля, хрусталинка на люстре добивает, потому что стоит больше моей чертовой жизни! Добивает разница между теми, кто живет в таких условиях, и нами! Что они сделали, чтобы получить это?! Разграбили нашу страну? Отобрали наши земли? Создали компании, превращающие соки этих земель и кровь наших людей в их хреновы баксы? Или просто уродились детишками грабителей и убийц?! А что же мы сделали такого, чтобы жить хуже бродячих псов? За что нам это?! Чем мы заслужили нищету?! Я спрашиваю, чем?!

      Залпом допивает оставшиеся виски.

      – Если бы мы заслуживали это, то не пришли бы сюда с пушками и бомбами, – подытоживает Алессандро ледяным голосом. Опускается в кресло, закуривает сигару. А я сижу на полу, стыдливо потупив взгляд, и отчаянно пытаюсь понять, что же заставило меня – лично меня – дочь грабителя и убийцы – примерить образ нищеты и прийти сюда с пушками и бомбами…?

      – Правильно. Все правильно, – шепотом произносит Анхель, – А знаешь, с кем они обошлись несправедливее всего? С моей сестрой. Тере этого точно не заслуживала. Я уже убивал за нее этих гадов, и готов убить снова.

      Он