Поэтическое восприятие. Вадим Юрьевич Шарыгин

то словно «перевод с небесного на человеческий», со всем набором условностей, неточностей, недомолвок, невнятностей… Лазурь, река, ветер, день – уподоблены человекам: «пышет», «ползёт», «хмелеет», «пачкает», «треплет» – но это не полное, не натуральное «очеловечевание», это «игра в человеков», так же как, например, актёры на театральных подмостках, играют спектакль, прекрасные актёры, талантливо вжившиеся в роли, уподобляются реальным героям, но зрители получают мощнейший заряд для расширения застоявшегося в буднях реальности воображения – вовсе не от схожести актёров с реальными прототипами, но от исполненного актёрами правдоподобия, от правдивого вымысла (!) который и называется Искусством! Искусство речи, в частности, искусство поэтической речи демонстрирует Пастернак в этом маленьком стихотворении-переводе с «ихнего на наш». Талант или дар слова, здесь и всегда, проявляется именно в том, насколько художник слова овладел искусством правдивого вымысла – в каком объёме преподнёс читателю вымысел, использующий правду не ради неё, но ради истины. Если брать за правду – то что есть, а за истину – то что есть, плюс ещё что-то или плюс то, что могло бы быть…

      Искусство поэзии, в отличие от ремесла стишков, передаёт нам истинное, то есть приправленное вымыслом, бытование, а не привычную глазу, уху и брюху «правду-матку» или «голую действительность, не прикрытую даже фиговым листком достоверности».

      Человек искусства, в частности, поэт, а не производитель стишков предлагает нам свою «письменную попытку или кальку» перевода состояния реального, божественного мира на уровень мира человеческого. Как будто бы поэт вознамеривается сказать людям, прикованным цепями в знаменитой пещере Платона о невероятно объёмных, подвижных многомерных объектах реального мира, от которых люди, прикованные цепями «содержательной ясности» к стенам собственных возможностей, видят лишь тени, какие-то глупые движущиеся тени, никому не нужные тени, которые сколько не познавай, не изучай, ближе к источнику теней не станешь. Отсюда и потерянные годы и даже десятилетия жизни на культурный досуг со стишками – с тенью от реальности.

      Поэт знает как сложно перейти от теней к свету, передаёт скрытое от обыкновенного восприятия мироздание – осторожно, без перебора, без перебарщивания, не утрируя, но всё же утраивая слои начинки «пирога реальности». Возникают целые анфилады смыслов, или впечатлений, как бы входящих или вытекающих одно из другого.

      Сырое, плоское восприятие читателя-пещерника из платоновской аналогии, без опыта знакомства с таинством поэзии, не выдерживает такое «наглое отсутствие привычно ожидаемого содержания», содержания на виду, о том, как «дело было, а дело было так: я сидел курил табак», ну, как это бывает в стишках, когда искренне и душевно, красочно и запанибратски люди со стишками передают потребителям стишков волнующие истории о чём угодно, но при этом, всё там у них понятно и приятно, либо же, наводят тень на плетень, шокируя, эпатируя публику первыми