Сметенные ураганом. Татьяна Осипцова

колени и в яростном бессилии била кулаками по мягкой молодой траве. Под руку ей попался камень размером с куриное яйцо. Она машинально взяла его, бессмысленно разглядывала некоторое время и вдруг, ощутив неодолимое желание выпустить пар, дать выход бушевавшим в душе чувствам, размахнулась и что было сил запустила в сторону беседки. Камень глухо стукнул о деревянный настил, раздался свист, и низкий голос протянул:

      – Ох, и ничего себе…

      Света вскочила на ноги. Раздвинув ветви сирени, через перила беседки свесился Шереметьев и пялился на нее, скривив губы в гадкой ухмылке.

      – Ваш снаряд просвистел буквально в нескольких сантиметрах от моей головы. Вот уж не думал, что рискую жизнью, располагаясь отдохнуть здесь после обеда.

      Он все слышал! Новая волна стыда вогнала Светлану в краску. Мало того, что навеки опозорила себя в глазах Миши, так еще и этот мерзкий тип…

      Не в силах сдержать раздражение, она неприязненно спросила:

      – А вас не учили, что подслушивать нехорошо?

      – Меня много чему учили, в том числе и этому… Но жизненный опыт показывает, что подслушивать бывает полезно и очень даже интересно. Вот как сейчас.

      – Порядочный человек встал бы и ушел!

      – Но тогда бы я не узнал трогательную и полную трагизма историю вашей любви. Юноша пел песни, глядя на вас, нес на руках, когда вы подвернули ногу, на лодке катал! После всего этого честный человек обязан жениться на девушке…

      Он явно насмехался, а Света будто со стороны увидела, насколько глупы были ее детские фантазии о Мише и его любви. «Дура! Какая же я дурочка! На пустом месте навоображала себе…»

      – Как он смел? – продолжал между тем Шереметьев. – Но я, честно говоря, не понимаю, чем скучноватый, на мой взгляд, молодой Улицкий мог разжечь огонь в вашем сердце. Песней про солнышко? – Он язвительно хмыкнул. – Вы такая яркая, живая, девушка-фейерверк – а он скучно-правильный, уравновешенный… Да за одно то, что вы обратили на него свой взор, Михаил должен был целовать след ваших ног, а он! Неблагодарный…

      Эти книжные слова и издевательский тон, которым Шереметьев их произносил, были невыносимы. Так бы и убила его на месте!

      – Да вы мизинца Мишиного не стоите! – выкрикнула Света, вложив в свой взгляд все презрение, на какое была способна. Затем развернулась и, сдерживаясь, чтобы не побежать, выпрямив спину и высоко подняв голову, пошла из сада.

      – На вашем месте я бы его возненавидел, – донеслось ей вслед.

      Чувствуя, как слезы жгут глаза, Светлана почти бежала к дому, но, опомнившись, свернула под тень молодых сосенок на краю участка.

      Не может она никому сейчас показаться. Уехать, пока никто не видит? Но это будет слишком явным признанием своего поражения. Манюня с Мишей объявят о своей свадьбе, а она сбежит…

      «И когда успели сговориться? Неужели на поэтических посиделках или в филармонии?.. – всхлипывая, кусала губы Света. – Зря я их одних отпускала, надо было вместе ходить. Гадина Манька, темнила, ни слова ведь не сказала… А я? Почему не призналась ей, что люблю