Горбовский. Марьяна Куприянова

нам, как совещание прошло.

      – Нечего рассказывать, – нахмурился вирусолог, испытав, однако, странное желание поделиться с друзьями постигшей его несправедливостью, – идиоты, вот и вся беда.

      Сейчас он был не так зол, как на совещании – природа успокаивающе действовала на него и приглушала возмущение. Не хотелось даже начинать злиться, когда вокруг такая благодать.

      – И что там за комиссия, я слышал?.. – не отставал прилипчивый Гордей.

      Горбовскому пришлось рассказать, как он был категорически против, но его не послушали и назначили (без его ведома!) председателем комиссии по отбору студентов на практику в лаборатории НИИ, о чем он сам узнал позже, ибо в знак протеста покинул совещание досрочно.

      – И сколько раз ты успел назвать Бориса Иваныча добрым словом? – усмехнулся Гаев.

      – Это неважно. К тому же я такое не считаю, – ответил Горбовский раздраженно. – Дело в том, что они действительно не понимают и не хотят понять, насколько это опасно – неопытные студенты в лаборатории вирусологии. Ведь я у них преподаю, и… поверьте, – заверил он с каким-то затаенным злорадством, – знаю как облупленных. Даже самые лучшие из них недостойны сделать шагу в НИИ.

      – Экий ты строгий, Лев Семенович. А что говорит наш уважаемый Юрек Андреевич?

      – А что может он сказать? Слушайся, говорит, начальство. Не гневайся, говорит. Остынь.

      – И что ты, послушаешься будто?

      – Послушаюсь. Но отыграюсь я на них со всем зверством, на какое способен. Ни один не пройдет эту бессмысленную проверку, для галочки затеянную.

      – Думаешь, студенты рискнут идти на комиссию, узнав, что ей заправляешь ты? Может, они и глупы, но не настолько же.

      – Зато наглости у них хватало всегда, – заметил Горбовский. – Беспредел, в котором мне предстоит поучаствовать, обернется в мою пользу. Эта комиссия – пустая трата времени, я все равно всех завалю, а директору даже это непонятно. Набитый дурак не признает, что я прав, пока весь город не сдохнет от эпидемии, виной которой станет какой-нибудь Петя Иванов с дырявыми рука…

      – Клюет! – подпрыгнул Гаев и ринулся к своей удочке, опасно споткнувшись, но сохранив равновесие.

      Пока он боролся с рыбиной, не желающей выбираться на отмель, Гордеев мечтательно закинул голову и произнес, глядя в небо:

      – А с другой стороны, Лев Семенович, было бы неплохо взять в помощницы пару молоденьких студенточек…

      «Началось», – подумал Горбовский, но промолчал, угрюмо пережевывая гренок и с прищуром наблюдая за своим поплавком. Гаев вытащил карася – с крупной матовой чешуей, почти в локоть длиной – похвастался с глупой улыбкой и поместил рыбину в водак.

      – Слышишь, Гай? Я говорю, было бы неплохо разбавить наш сугубо мужской рабочий коллектив симпатичными практикантками. Как ты на это смотришь?

      – Положительно, мой друг! Что может быть лучше молодых девушек в личном подчинении?

      – И не говори. Я бы их так напрактиковал, на всю жизнь бы запомнили, – сладко улыбался Гордеев.

      – Женатые