Альянс несогласных. Владимир Алексеевич Козлов

будет, если вы его у себя на семьдесят шесть часов в клетке подержите. Пускай не строит из себя фон барона.

      Жидков поднялся со стула, – воля ваша! – и, протянув руку Винту, многозначительно заявил:

      – А вам бы не мешало сейчас перейти через дорогу и купить этой женщине большую шоколадку. Это она мне глаза открыла на нелепую бухгалтерию Ходжи. Так и быть я его закрою до утра, – пообещал он.

      – Не получится, – возразил Сергей Сергеевич, – он сейчас воспользуется правом телефонного звонка. Свяжется со своим родственником Кустовым и тот его освободит.

      – Без моего ведома Ходжу никто не отпустит, а уж я постараюсь, чтобы этого права его лишили. А если он начнёт кочевряжиться, то пятнадцать суток я ему всеми правдами и неправдами устрою. И коль у него такой важный мандарин в родстве, вам бы Людмила Ивановна я посоветовал написать заявление. Не обессудьте, но ситуация того требует. Ходу я ему, конечно, не дам, но оно может быть для меня громоотводом, от чиновника любого ранга.

      – Пиши, – посмотрел Винт на Шабанову, – если уж влезла в это болото, то будь последовательной, и благоразумной, как дева Мария. Людмила Ивановна взяла чистый лист бумаги, и под диктовку опера написала заявление

Глава 5

      В кабинете директора после ухода сотрудников милиции нависла поразительная тишина. Людмила Ивановна, в полном безмолвии, что – то писала на чистом листе бумаги и не смотрела на старшего тренера. Иногда она отрывалась от бумаги и бормотала себе, что – то под нос. Затем вновь старательно выводила буквы на белоснежном листе.

      Платон в душе был премного благодарен ей, но на месте выражать слова благодарности постерегся. Для него она до сих пор была женщина – загадка, непредсказуема и не опознана. Иногда она была словоохотлива, порой «глухонемой», но чаще в её речи присутствовала буксовка, и она выдавала поток нелепых изречений. Она ходила по залу и всегда что – то писала в свой блокнот. И делала она это только во время тренировок Сергей Сергеевича, у которого с некоторых пор занималась её дочь. Платону всегда хотелось заглянуть в её блокнот, но она с ним никогда не расставалась. Даже уходя, домой засовывала его глубоко в свою сумку. Он пытался отвлечь её от письма, но она была предельно сосредоточенна и постоянно заглядывала в свой блокнот и подсчитала что – то на калькуляторе. По объёму текста, который ложился на листе бумаги, можно было определить, что пишет она реферат или послание турецкому султану.

      – Всё, – сказала она, когда закончила писать. – Не надо мне его денег и любовницей не хочу быть при этом упыре. Он думал, водовоза нашёл. Дудки! И с домом он обломится. Хотя он уже фундамент там залил.

      Платон не понимал, о чём она говорит и, оборвав её рассуждения, спросил:

      – Вы о чём Людмила Ивановна?

      Она вздрогнула от его голоса и, посмотрев на него, взяла лист в руки, бойко сказала:

      – А вы послушайте!

      Директору клуба «Сибирь»

      От заместителя Л. И. Шабановой.

      Заявление.

      Я