Наследие Божественной Орхидеи. Зорайда Кордова

группа крови. Ее дважды грабили, прежде чем она научилась давать отпор и обнаружила, что, когда ты кому-то не нравишься, тебе говорят это в лицо. Начав работать в шестнадцать лет, она поняла, что не сможет удержаться на работе. В ней было что-то такое, что через некоторое время не нравилось ее работодателям. Все начиналось прекрасно. Она все правильно говорила, шла все выше и дальше. Затем, как по часам, месяца через три что-то перещелкивалось. Внезапно она становилась слишком хорошенькой, слишком уродливой, слишком умной, слишком тупой, слишком маленькой, слишком тихой, слишком громкой, слишком – всякой, и в то же время ей чего-то недоставало. Всегда была какая-то причина. Однажды администратор в книжном магазине колледжа сказал ей, что она отвлекает выгодных клиентов, потому что люди заходят просто на нее посмотреть.

      Маримар была сногсшибательна, как и ее мать: волосы, ниспадавшие темными волнами, обрамляли ее лицо с черными глазами. Густые брови, которые будут в тренде годы спустя. Нос, который ее бабушка определяла словом ñata[5], хотя никогда не объясняла его значение. Маленький, с круглым кончиком и чуть приплюснутый. Похожий на пуговку. Из-за этого она казалась совсем юной. Ее кожа была смуглой, как скорлупа лесного ореха, а по рукам и груди вверх и вниз бежали родинки, сплетаясь в тот же узор, какой был на теле ее матери и бабушки.

      Иногда Маримар казалось, что внутри нее зияет дыра, бесформенная, как след от опухоли. Когда она жила в Четырех Реках, она этого почти не замечала. Нью-Йорк заставил ее заметить. Возможно, дело было в том, что каждый в городе мог посмотреть сквозь нее, через отсутствующие части. Может быть, это была не вина Нью-Йорка. Может быть, она не несчастливая, а прóклятая, как говаривала tía Парча. Может быть, Маримар просто нужно понять, как ей смириться с тем, что она такая, какая есть, – девушка с недостающими частями.

      По крайней мере, здесь она не выделялась, как в Четырех Реках, где ходила в школу с семнадцатью мальчиками по имени Джон и тридцатью двумя Мэри-как-их-там. Даже она была формально Мэри-как-ее-там. Люди думали, что ее зовут Мари-Мар. Мария морская.

      Но ее мать имела в виду «mar y mar» – море и море.

      Почему из всех имен мать выбрала именно это? Почему она не спросила об этом маму, пока та была жива?

      Когда она вернется в Четыре Реки, надо будет попытаться выяснить этот вопрос.

      Маримар приближалась к зданию, где был офис Рея, но никак не могла прийти в себя. Отчасти из-за приглашения поехать на похороны женщины, которая, как она понимала, еще была жива. Отчасти из-за быстрой ходьбы.

      В этот момент ее плеер выключился, и, открыв крышку отделения с батарейками, она обнаружила, что они окислились. Остаток пути она прошла в тишине. Повернула налево, на Шестьдесят пятую улицу, тяжело дыша, холодный пот выступил на висках. Город сверкал перед ней разноцветными огнями и тенями, и ее охватила странная тоска. Как бы тяжело это ни было, она влюбилась в этот город и хотела, чтобы Нью-Йорк полюбил ее в ответ. Надо быть немного проще. Если она вернется в Четыре Реки, возможно,

5

Здесь: курносый (исп.).