Ребенок от босса. Элли Шарм

Катьки.

      – Это она еще не знает, что я меня Татьяна утвердила на главную роль в городским театре, – сообщаю новость с явными нотками гордости в голосе.

      Глаза начинают блестеть, но уже не от слез, а совершенно противоположных чувств.

      Максим молча берет меня за руку и ведет к своему спортивному автомобилю. Почему-то после моих последних слов, я ощущаю со стороны Садулаева (или Громова?) нарастающее напряжение. Салон встречает привычным ароматом, и я с комфортом располагаюсь на своем сидении. Максим закрывает дверь со своей стороны и тут же тянется через меня, чтобы закрепить ремень безопасности. Моей груди случайно касается мускулистая рука, но, похоже, мысли Максима сейчас заняты чем-то другим. Впрочем, мне это не мешает залиться краской до самых коней волос.

      – Городской театр? – наконец не выдерживает он. На широких скулах начинают ходить ходуном желваки. – Ты хочешь сказать, что вот в той юбке, – мужчина обрисовывает что-то руками в воздухе, – будешь ноги задирать перед всеми?

      Ну, вот как?! Как он умеет одной фразой разрушить все разом все?!

      – Не в юбке, а пачке, – поправляю невежду заносчивым тоном. – И что значит – ноги задирать?! Я буду Одетта, – зло сверкаю глазами, уже почти ненавидя Макса ничуть не меньше, чем Катьку Наумову.

      Это же надо такое ляпнуть! Чурбан!

      – Ничего не понимаю в этом, – злится Максим, тут же показывая во всей красе свой огненный темперамент.

      Как только дело коснулось чего-то того, что по его шовинистскому представлению не должно присутствовать в поведении женщины, этот наглец тут хмурит брови. К моей досаде, это делает его еще красивее.

      – Только то, что всякие козлы в первых рядах будут пялиться на то, что у тебя находится под юбкой.

      – Колготки? – ерничаю, почему-то начиная получать удовольствие от того, что Макс… ревнует. – Максим, это работа. Тяжелый труд…

      Впервые обращаюсь к мужчине по имени, чувствуя, как приятно становится на кончике языка.

      «Максим», – повторяю мысленно, словно пробуя имя на вкус.

      – Искусство! А ты что думал, я только в зале тренируюсь?

      Что-то процедив себе под нос, брюнет взвинчено потер ладонью покрасневшую шею.

      – Черт! Млин**, я вообще ни о чем таком не думал, – заявляет он возмущенно, будто я виновата во всех грехах. – Кто вообще ходит на этот балет?

      – Ну, знаешь! – возмущаюсь я, взвившись на месте, от чего короткий подол платья взлетел, чуть не обнажая верх бедра. – Это вообще-то благородная профессия. Это тебе не на шесте крутить полуголой попой.

      Максим скептически приподнимает бровь, но я уже готова бросить вызов.

      – Я приглашаю тебя на представление. Приходи! Посмотришь, как легко «задирать ноги», – смотрю в синие глаза, которые отвечают упрямым взглядом из-под бровей.

      После этих сорвавшихся с языка слов мгновенно тушуюсь. О, нет! Дима… Он ходит на все мои выступления!

      – Здесь остановись, пожалуйста, – настойчиво прошу Максима притормозить около продуктового