Данте и философия. Этьен Жильсон

18 лет, то есть в 1283 г. С другой стороны, смерть Беатриче, «то есть отречение от духовного звания», последовала в 1290 г. Отсюда следует, что Данте был клириком в течение семи лет. Таким образом, проблема заключается в том, чтобы установить: «Чем занимался Данте с восемнадцати до двадцати пяти лет?».

      Может вызвать удивление тот факт, что подобные выводы содержатся в книге, основанной на предположении о чисто символическом характере всего творчества Данте. Ибо оказывается, что именно в этом пункте оно действительно символично. Если допустить, как надлежало бы, что весь счет времени в «Новой жизни» опирается на символику числа три, то мы теряем право трактовать хронологию как последовательность дат, имеющих какой-либо исторический смысл. После того, как мы превратили в чистый символ персонаж, который у Данте предстает как реальный, было бы довольно-таки парадоксальным считать реальными датами те числа, символику которых объясняет сам Данте. Поэтому скажем, что мы не знаем, в каком возрасте Данте принял посвящение в церковнослужители, если вообще принял[85]. Мы также не знаем, сколько времени продолжалось его учение, и было бы напрасно пытаться узнать, чему он мог научиться между восемнадцатью и двадцатью пятью годами. По крайней мере, было бы напрасно пытаться это сделать таким способом и по таким соображениям, ибо о. Мандонне вступил на этот путь по соображениям чисто личного порядка.

      В самом деле, мы безошибочно констатируем здесь одну из тайных закономерностей, строжайшим образом направляющих дантовскую экзегезу о. Мандонне, принадлежащего к Ордену проповедников: из двух гипотез относительно Данте, имеющих равную историческую ценность, следует считать истинной ту, которая теснее сближает его с доминиканцами. Подтверждения этой закономерности поистине неисчислимы. Конечно, о. Мандонне не притязает на то, что Данте был членом доминиканского ордена. Он даже не намекает на это, так как, чтобы иметь на это право, нужны позитивные документальные свидетельства, которых в настоящее время нет[86]. Да и что нам в этих документальных свидетельствах, коль скоро «Данте по всему своему интеллектуальному складу, философским и богословским убеждениям является томистом, то есть доминиканцем». Итак, всякий томист – полноправный доминиканец. Будучи убежден, что Данте был и тем, и другим, о. Мандонне повсюду видит тому доказательства. Во-первых, та из дочерей поэта, которую отец назвал Беатриче, приняла монашеский постриг в доминиканской обители Равенны. Почему? Потому что ее отец, «несомненно, наставил ее на этот путь, чтобы вернуть Церкви в лице одного из своих детей то, что отнял у нее сам, отрекшись от духовного звания»[87]. В самом деле, Данте не был монахом; но, если бы он им был, то был бы доминиканцем. Вот почему, если бы веревка из Ада, XVI, 106 была монашеским поясом, это был бы не пояс францисканца, но повязка на чресла, которую носили доминиканцы[88]. Так и здесь: чтобы исправить проступок отца, который не только должен был остаться клириком, но и сделаться доминиканцем,

85

Этой гипотезе формально противоречит свидетельство Giovanni Villani, Cronica, lib. IX, 136: «Questi fue grande letterato quasi in ogni scienza, tutto fosse laico» («Он был весьма образован почти во всякой науке, хотя и был мирянином»). Приведенный текст можно найти в сборнике G.L. Passerini, Le vite di Dante, Firenze, G.C. Sansoni, 1917, p. 3. О. Мандонне устраняет это препятствие, op. cit., p. 106.

86

P. Mandonnet, op. cit., p. 101.

87

P. Mandonnet, op. cit., p. 101.

88

Разумеется, столь же легко можно доказать, что речь идет о францисканском поясе. Именно об этой веревке Франческо да Бути пишет: «Fu frate minore, ma non vi fece professione, nel tempo della fanciulezza» [ «В годы отрочества он был меньшим братом, но не принял пострига»]: Francesco da Buti, Commento, vol. I, p. 438, Pisa, Nistri, 1858; vvol. II, p. 735; цитир. В книге L. Pietrobono, Il poema sacro, t. I, p. 13, note. Ср. Pierre-Gauthiez, Dante, Paris, H. Laurens, pp. 69–70.