Данте и философия. Этьен Жильсон

бы договориться относительно минимальной дозы правдоподобия, в которой нуждается интерпретация текста, чтобы можно было ее отстаивать. Например, в данном случае представляется разумным согласиться с тем, что, если бы Беатриче символизировала духовное призвание Данте, и если бы «Новая жизнь» повествовала о том, как после долгих колебаний он наконец-то решился от нее отказаться, то какие-то следы этих колебаний и отречения должны были проявиться в его чувствах к живой Беатриче. Между тем достаточно перечитать «Новую жизнь» с любого места, чтобы убедиться: ничего похожего там нет. Несомненно, Беатриче умерла; но Данте нигде не признаёт себя виновным в ее смерти. Не он ее покидает, а она уходит. Беатриче умирает любимой. Когда до него дошла эта страшная новость, он как раз заканчивал два прекраснейших сонета в ее честь[100] и, упрекая себя за то, что описывал предмет своей любви, не касаясь ее действий, начал слагать Канцону XXVII главы:

      Так длительно любовь меня томила

      И подчиняла властности своей,

      Что как в былом я трепетал пред ней,

      Так ныне сердце сладость полонила.

      Пусть гордый дух во мне она сломила,

      Пусть стали чувства робче и слабей, —

      Все ж на душе так сладостно моей,

      Что даже бледность мне чело покрыла…

      Если Данте обращается здесь, под именем Беатриче, к своему священническому призванию, трудно поверить, что оно умерло, будучи отвергнуто. Между тем смерть наступила именно в этот момент, о чем сообщает нам сам Данте: «Я был еще за сочинением этой канцоны и окончил написанную выше строфу ее, когда Господь призвал Благороднейшую славить Его [a gloriare] под хоругвь благословенной царицы, девы Марии, чье имя было в величайшем почитании в словах блаженной Беатриче»[101]. Таким образом, если верить о. Мандонне, это было не просто призвание, культивируемое с величайшей страстью, но призвание, вверенное блаженной деве Марии, – но, тем не менее, в силу некоего необъяснимого богословского катаклизма, внезапно угасшее у нас на глазах.

      Но это еще не последний сюрприз, приготовленный для нас сей непостижимой историей, потому что призвание, умершее в полном цвету и, как предполагается, оставленное Данте, – это призвание он любит мертвым ничуть не меньше, чем любил живым. Какие возгласы любви он обращает к нему даже по ту сторону смерти!

      Poscia piangendo, sol nel mio lamento

      Chiamo Beatrice,è dico: “Or se’tu mortal”

      E mentre ch’io la chiamo, me conforta.

      (Но только лишь в сиротстве возрыдаю

      Пред Беатриче: «Вот тебя уж нет!»

      Как слышу с выси ласковый ответ).

(Новая жизнь, XXXI).

      Год спустя, в годовщину смерти Беатриче, Данте пишет для нее стихотворение, где его любовь утверждает себя с доселе невиданной силой[102]. Лишь позднее в его сердце зародится соблазн изменить Беатриче ради философии, а также совершить другую измену, о которой прямо не говорят ни «Новая жизнь», ни «Пир», но которую выдадут другие

100

Данте, Новая жизнь, XXVI. Эти сонеты: «Tanto gentileè tanto onesta si pare» («Столь благородна, столь скромна бывает…») и «Vedeperfettamente onne salute» («Взирает на достойнейшее тот…»).

101

Данте, Новая жизнь, пер. А. Эфроса, с. 115. (Жильсон вносит во французский перевод H. Cochin^ небольшие изменения).

102

Данте, Новая жизнь, XXXIV.