Офис-дзен (сборник). Даниэль Орлов

с собой самые гармоничные отношения. Я буду рад окружающему миру. Мир отплатит мне прекрасной погодой и пеньем соловьев в кустах жасмина.

      Коллеги отодвинули тарелки и пьют пиво. Они ещё пытаются рассказывать анекдоты. Они ещё пытаются отстреливаться из окопа. Они передёргивают затворы. Они лязгают пулеметными лентами. Но всё напрасно. Это уже напрасно. И даже чудесное чудо в тонком шифоновом платье с причёской героини фильмов Клода Шаброля улыбается как-то растерянно. Она пьёт сок. Она раньше смеялась и радовалась общему веселью. Она слушала анекдоты про доктора и анекдоты про другие смешные профессии. Она заказала себе свинину под майонезом и прекрасно её съела. Она успела её съесть, пока не началось. Ей тоже хочется говорить о любви, верности и уважении. Ей тоже хочется любви, верности и уважения. Но она лишь растерянно смотрит на нас через стакан с соком. И мне кажется, что она сейчас упадёт ногами к взрыву и закроет свою голову руками. Чтобы не накрыло взрывной волной этой пошлости. Чтобы не долбануло электро-магнитным импульсом банальности. Чтобы не пропитало радиацией цинизма разговоров о любви, верности и уважении.

      Когда же наконец кто-то трахнет эту дуру? Трахнет, наплевав на все эти разговоры. Потому что ей нужно, чтобы её трахали, давали денег, возили на курорты, выгуливали в ресторанах и покупали шмотки. И это её любовь верность и уважение. И больше ничего. Скромно. Без абстракций. По-земному. Человеческие ценности. Скорее бы.

      Давай, стажёр! Вливайся в коллектив. Идиот.

      С младых ногтей

      С младых ногтей. С рядом стоящих горшков. Один с цветочком (у него), другой с грибочком (у меня). И ему пригАдился именно с грибочком, потому что у моего с грибочком черная глазированная ручка, а у его сральника просто эмалированная. Я его понимаю. Чужое завсегда кайфовее. Нас разнимали. Нам вытирали задницы и отправляли в разные углы стоять и думать. Чем думать? Мозгом с кулачок? О чём думать? О том, что Андрюха – гад и фашист? О том, что я его ненавижу? Об этом я конечно думал. Ещё думал о запеканке на полдник, которую не люблю. Меня накормят запеканкой, – облюю им всю столовую. И станут ржать. И этот урод громче всех. Горшок ему мой понадобился. Пису к носу!

      И на флоте оказались в одной команде. Ползём под кроватями. На локтях. Ночью. Это погружение. Это тайный рейд вдоль вражеского берега. А сверху на кровати прыгают дембеля. Не тощие долговязые очкарики-дембеля из авиации наземного базирования. Хрен! Настоящие ДСФ. Огромные, накачанные, в кедах и спортивных свитерах. Они прыгают и кричат: «Глубинные бомбы, мазута» Они орут: «Пиздец, мазута! Вешайтесь!» А потом ремнями по чреслам. Так, чтобы военно-морской якорь с военно-морской звездой отпечатался на наших сухопутных жопах. И в сортире нет ни грибочков, ни цветочков. Восемь дырок вряд. Восемь эмалированных дырок, очищенных тормозами до блеска. До белизны арктического льда. Льда, под которым сидеть глистами внутри огромной