Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча. Сесил Скотт Форестер

они кланялись и отдавали честь с неловким смущением, естественным в младших офицерах, когда перед ними царь всея Руси, да к тому же еще инкогнито.

      – Думаю, капитан, вы можете начать подготовку к загрузке воды, – сказал Хорнблауэр Бушу, затем вновь повернулся к Александру. – Желаете осмотреть корабль, сэр?

      – Охотно, – согласился царь.

      Он задержался на шканцах посмотреть, как готовятся загружать воду. Марсовые бегом спускались с реев. Александр восхищенно заморгал, когда с полдюжины марсовых соскользнули по бизань-штагам и крюйс-марса-фалам на палубу рядом с ним. Матросы, подгоняемые унтер-офицерами, деловито сновали туда-сюда; это походило на разворошенный муравейник, но все указывало на порядок и цель. Люки распахнули, помпы вооружили, на реях основали тали, с левого борта спустили кранцы. Александр засмотрелся, как полроты морских пехотинцев ухватились за таль-лопарь и двинулись почти что строевым шагом.

      – Солдаты-моряки, сэр, – небрежно пояснил Хорнблауэр, приглашая царя к трапу.

      Александр был очень высок, дюйма на два выше Хорнблауэра; проходя под низкими палубными бимсами, он сгибался почти двое. Хорнблауэр провел его вперед по нижнему гондеку, где высота межпалубного пространства была всего пять футов и шесть дюймов, показал мичманскую каюту и уорент-офицерскую кают-компанию – все неприглядные детали флотского быта. Александр внимательно смотрел близорукими глазами. Хорнблауэр подозвал нескольких матросов, велел им повесить гамаки и лечь, чтобы Александр яснее усвоил, что такое двадцать два дюйма на человека, потом красочно описал, как в шторм сплошная масса людей – от одного конца палубы до другого – качается как одно целое. Ухмылки матросов, вешавших гамаки, убеждали царя не только в истинности услышанного, но в боевом задоре этих людей, так не похожем на забитую покорность темных крестьян, из которых состояла его армия.

      Они заглянули в люк, посмотреть, как готовят бочки к заправке водой, и на них пахнуло вонью орлопдека: запахами тухлой воды, сыра, немытых человеческих тел.

      – Вы ведь давно служите на флоте, коммодор? – спросил Александр.

      – Девятнадцать лет, сэр.

      – И сколько из них вы провели в море?

      – Шестнадцать лет, сэр. Девять месяцев я был пленником в Испании, шесть месяцев – во Франции.

      – Я слышал про ваш побег из Франции. Вы претерпели немало испытаний, чтобы вернуться к такой жизни.

      Красивый лоб Александра наморщился; царь силился вообразить, как человек может провести в таких условиях шестнадцать лет, сохранив рассудок и здоровье.

      – И как давно вы в теперешнем своем чине?

      – Я стал коммодором меньше двух месяцев назад, сэр. Однако у меня девять лет капитанской выслуги.

      – А до того?

      – Я шесть лет был лейтенантом, четыре года мичманом.

      – Четыре года? Вы четыре года жили в мичманской каюте вроде той, что мы сейчас видели?

      – Не в столь просторной, сэр. Я служил на фрегате под началом