Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча. Сесил Скотт Форестер

ему королевские почести.

      – Да, – сухо ответил Хорнблауэр, слегка раздосадованный непрошеным советом со стороны человека, не связанного со службой на море. – Однако министр российского флота по рангу соответствует первому лорду адмиралтейства, а это означает девятнадцать пушечных выстрелов и весь остальной церемониал. Вахтенный мичман! Мои приветствия капитану Бушу, и я буду весьма обязан, если он любезно поднимется на палубу.

      Буш выслушал известия, тихо присвистнул и тут же повернулся, чтобы оглядеть палубу и паруса: все ли безупречно, не заметит ли русский царь какого-нибудь изъяна.

      – Как мы будем заливать воду? – жалобно спросил Буш. – Что царь о нас подумает, если увидит всю эту суету? Может, пусть воду сперва зальют остальные корабли флотилии?

      – Царь – человек разумный, – отрезал Хорнблауэр. – Пусть посмотрит на матросов за работой. Сам он не отличит бизань-штага от бом-утлегаря, но слаженность отметить сумеет. Будем заправляться водой при нем.

      – А чем его кормить? – спросил Буш с ноткой тревоги. – Надо ж будет подать угощение, сэр.

      Хорнблауэр широко улыбнулся:

      – Чем-нибудь угостим.

      Очень характерно для его противоречивой натуры: чем больше трудностей предвидели другие, тем больше он веселел, потому что по-настоящему вогнать Хорнблауэра в тоску мог только сам Хорнблауэр. Голова уже не болела, и он искренне улыбался в предвкушении напряженного утра. Завтрак он съел с аппетитом, затем надел парадный мундир и снова вышел на палубу. Буш по-прежнему суетился, заканчивая приготовления. Команда была уже в чистых белых куртках и парусиновых штанах, забортный трап – повешен, фалрепы – белы как снег, морские пехотинцы – вычищены и вылощены, койки уложены геометрически правильными рядами. Лишь когда вахтенный мичман доложил, что приближается тендер, у Хорнблауэра слегка перехватило дыхание от мысли, что следующие несколько часов могут стать поворотными в истории мира.

      Свист боцманматских дудок дрожью пробежал по всему кораблю, команда выстроилась подивизионно, офицеры в эполетах и при шпагах – впереди, Хорнблауэр – у шканцевого поручня, лицом к ним. Британские моряки не могут соперничать с прусской гвардией на смотру – вымуштровать их до такой степени значило бы уничтожить самые ценные их качества, – но всякий мыслящий человек, глядя на ряды толковых, уверенных лиц, почувствовал бы невольное восхищение.

      – По реям! – скомандовал Буш.

      Снова взвыли дудки, и марсовые упорядоченным потоком хлынули вверх по вантам, не сбавляя скорости даже на путенс-вантах, где лезть приходилось спиной вниз. Они с ловкостью воздушных гимнастов взлетели по брам-вантам, пробежали по реям, словно канатоходцы, и каждый занимал свою позицию на ножном перте в то мгновение, как ее достигал.

      Разные чувства вскипали в душе Хорнблауэра. Сперва он пожалел, что его матросы, гордость и честь флота, выступают на потеху восточному монарху, будто цирковые медведи. И все же, когда каждый матрос встал на свое место,