Хамелеонша. Алена Савченкова

от пальцев, которые скоро превратятся в синяки. Судя по всему, на шее они тоже имелись. Но королева так ничего по этому поводу не сказала и сделала мне знак повернуться.

      – Теперь ваш черёд, поднимите руки.

      Она помогла мне одеться и пристегнуть пуговицами рукава. В обычное время я себе таких не позволяла – не хватало ещё, чтобы приняли за доступную![34]

      Выглянув за дверь, королева махнула, давая понять, что путь свободен. Я уже переступила порог, когда она поймала меня за локоть:

      – Запритесь сегодня.

      – Что?

      – Запритесь на засов и, что бы ни случилось, никому не открывайте, – выпалила она и отпрянула, потому что в этот момент Годфрик застонал, приходя в себя.

      Дверь перед моим носом с треском захлопнулась, оставив одну в темноте.

      9

      Накатила страшная слабость не только от недавнего нервного потрясения, но и от отдачи. Сегодня я удерживала личину на грани физических возможностей, чего делать нельзя. Ещё чуть-чуть, и могла надорваться. В нашей семье такое уже случалось – прабабка так и не оправилась, повредилась рассудком. Я и сама не была уверена, что по-прежнему в своём уме: мысли осыпались старой штукатуркой, кожа горела, а в ушах противно дребезжало. Перебирая руками по стене, я дотащилась до комнаты и ввалилась внутрь, как недавно Годфрик. Заметив на постели тень, вскрикнула, но тут же зажала себе рот ладонью, различив Людо.

      Он вскочил, вмиг оказался рядом и стиснул мои плечи.

      – Ты в порядке?!

      – Да, – выдавила я. – У нас получилось…

      И с облегчением полетела в темноту…

      А очнулась уже сидящей на кровати, с подоткнутой под спину подушкой, видя низко склонившегося надо мной брата. Он хотел убрать мои волосы с лица, но пальцы замерли на полпути. Слишком поздно сообразив, в чём дело, я попыталась прикрыться, но он развёл руки и отодвинулся, рассматривая меня: разбитую губу, наливающиеся синяки… Взгляд скользнул ниже, и я инстинктивно свела бедра, прижав подол.

      Людо медленно встал, глаза стали пустыми.

      – Я его убью, – произнёс он тусклым отстранённым голосом, что в случае брата указывало на последнюю стадию бешенства. – Он тебя…

      – Нет, – выпалила я, подавшись вперёд, и схватила его за руку. – Ничего не было. Я его опоила.

      – Врёшь!

      – Хорошо, вру, не опоила, а оглушила.

      Он моргнул, и я рассказала все, как было. Опустив, конечно, тот момент, когда лежала, заголённая, уткнувшись лицом в покрывало, в ожидании насилия. Сказала, что ударила кубком сразу, как поняла, что план с сонным вином провалился.

      – Думаешь, он не вспомнит?

      – Надеюсь. Он был страшно пьян.

      Пояснения забрали остатки сил, и я вновь откинулась назад, прислонившись затылком к восхитительно-прохладной стене.

      – Пожалуйста, просто помолчи со мной.

      Людо сел обратно, привлёк меня к себе и прижался губами к виску.

      – Всё хорошо, теперь всё хорошо, – твердил

34

Во времена Лоры пуговицами пристёгивали рукава женщины лёгкого поведения – чтобы платье можно было быстро снять. Добропорядочные предпочитали вшивать их каждый день и отпарывать (рукава были очень узкими, по-другому их было не снять) или же привязывать.