Домой. Наталья Антоновна Гришина

дверь, ведущая в подвал. Всегда запертая. Налево – оранжерея. Так мама называла её. На самом же деле это была обычная небольшая комната без специального освещения или окон во всю стену. Просто она, София Юрьевна, любила ухаживать за цветами. Они будто тянулись к ней, росли лучше в её присутствии. Будто им нужен был свет, вода, земля и её прикосновения для полноценной жизни. Об этом знали все близкие и друзья, поэтому очень быстро самых разных растений стало так много, что решено было отдать им целую комнату. А за ней ванная. Нижняя. Вверх по лестнице – ещё одна ванная, кабинет отца, родительская спальня, комната Кости, вторая лестница, которая служила входом для соседей сверху, пристроенная, некрасиво вырубленная. Ей давно никто не пользовался. Аккуратно, будто боясь, что ступени под ним провалится, он поднялся вверх. Двери закрыты. Пустой коридор. Ещё тогда эти темные обои казались ему мрачными, но теперь, годы спустя, они окончательно такими стали. Самые страшные дома с приведениями когда–то были обычными новыми застройками с белыми стенами, приветливым эхо и обещанием счастливой жизни.

      Сначала он зашел в свою комнату. Здесь, как он и думал, теперь располагались разные ненужные вещи. Коробки, наполненные барахлом, которое слишком тяжело было выкинуть (старые игрушки, школьные тетрадки, памятные безделушки), отцовские снасти для рыбалки и удочка, печатная машинка, бережно стоящая отдельно в чехле. Отец очень ценил её, иногда даже печатал на ней вместо компьютера. Старые плакаты со школы все ещё висели на своих местах, письменный стол завален перевязанными стопками бумаг: дневники, записные книжки, распечатки статей. Даже сразу не понять чьего там больше – отцовского или матери.

      Костя ждал, что это вызовет в нём хоть какие–то положительные эмоции, ностальгию, грусть в коне концов. Но он не чувствовал ничего из этого. Лишь нарастающую тревогу и желание поскорее закончить с этим и никогда больше не вспоминать.

      Родительская спальня была такой же, какой он помнил. Без единого изменения, даже казалось, что мамина рука до сих пор заправляет эти покрывала, расставляет цветы на подоконнике, складывает папины беспорядочные записки в стопки на комоде и зажигает ароматические свечки в углу на столике с косметикой.

      Войти в отцовский кабинет он не решался. Застыл у двери, протянув руку к ручке. Повернуть её – проще простого, но он не мог. Не сейчас. Это нужно было сделать, ведь там тоже вещи, но он не мог. Всматривался в дверь, будто надеясь, что она сама откроется и попросит уйти. Выдохнув, он опустил руку. В другой раз. Уже разворачиваясь к лестнице, он снова услышал скрип кресла. Этот звук он ни с чем не перепутает. Сердце бешено забилось в висках. Он выбежал из дома, забрав чемодан, закрыл дверь и вызвал такси, наплевав на то, что в некоторых комнатах остался гореть свет. К чёрту. Сегодня он будет ночевать в отеле, а завтра, когда Дом уберут, вернётся туда, снимет необходимые фотографии, выставит Дом на продажу и уедет. Эта мысль немного успокоила. Ключи для уборщиц он оставил под горшком с засохшими