Загорелись в небе звёзды. Татьяна Раевская

мне его,

      Я отдам ему все что смогу отдать.

      – И кто здесь орет?

      – Стрешнёва, Яновская, это вы там воете? А ну, марш на урок.

      – Блин, это Мальвина, как она нас нашла?

      – Громче надо было петь, нас бы не только она нашла.

      – Бежим

      – Куда?

      – Прячемся!

      ***

      Был конец мая, стояла прекрасная невыносимая жара, через открытые нараспашку окна в кабинеты залетал тополиный пух, а Тася сидела на уроке английского языка, писала самостоятельную работу и мечтала об Агее, естественно. Дверь в кабинет была открыта, и тут она услышала звуки гитары, сначала она подумала, что это у неё начались глюки то ли от жары, то ли от усиленных мечтаний. Её учительница приветливо помахала рукой, и в кабинет вошёл, играя на гитаре, опа – Агей собственной персоной.

      – Мама дорогая, – подумала Тася. Её лицо вспыхнуло красной лампочкой, и у неё возникло непреодолимое желание сползти под стол. А Агей спел песню Йестердей, молча поклонился и исчез, оставив Тасю в недоумении разглядывать од- ноклассниц на предмет, видели ли они то же самое, или это было её персональное видение.

      ***

      – Стрешнёва, ты чего там строчишь?

      – Ничего я не строчу.

      – Дай посмотреть.

      – Яновская, отстань, отдай, ты с ума сошла!

      – Агей, Агей, Агей, Агей, Агей, Агей, Агей…По- моему это ты сошла с ума, это что колдовство какое-то?

      – Сама ты колдовство, просто имя красивое.

      – Стрешнёва влюбилась, Стрешнёва влюбилась.

      – Сама ты влюбилась, отдай, дура.

      – О, придумала, теперь ты – Агеева.

      – Сама ты, нет ты не Агеева, ты просто дура, отстань.

      ***

      Утром четвертого марта Тася лежала в постели и грустно думала:

      – Очередной бездарный день рождения! Как же не хочется просыпаться, вставать, и быть собой, может, пора уже покончить с этими мучениями, (доучилась, думаю цитатами из Шекспира), выпить димедрола, запить шампанским, как все нормальные люди…

      – А как же Агей, во-первых? Во-вторых, нормальные люди пьют рогипнол, причём в Париже.

      – Господи, да пропади он пропадом ваш Агей. На фиг он мне сдался? Как мне вообще с ним познакомиться?! И зачем?! Во-первых, я могу ему не понравиться, во-вторых, даже, если понравлюсь, ни к чему хорошему это не приведёт…, стоп, что ещё за рогипнол? И почему в Париже? Господи, кто это ещё там с утра пораньше трезвонит?

      – Ало?

      – Стрешнёва, привет. Что ты там о самоубийстве, небось, мечтаешь?

      – Что, с чего ты взяла?

      – Ну не знаю, говорят Курт Кобейн сегодня чуть не умер. Ладно, у меня для тебя подарок – мы идём к Агею.

      – Ку, куд, куда мы идём?

      – Чего ты раскудахталась? К АГЕЮ – так понятно?

      – Как мы к нему идём? Когда мы к нему идём? Кто идём? С кем мы к нему идём? Куда мы к нему идём?

      – Домой к нему, на улицу Цветов.

      – Я не понимаю.

      – Чего ты не понимаешь? Пока ты вчера страдала, школу прогуливала, димедрол пила, в школу Агей приходил, и он настоятельно просил меня в гости прийти. Так что всё, вставай давай, надевай свою юбку в синий горох и зеленую блузку с декольте