Нет покоя голове в венце. Александр Кондратьев

самая гадкая и самая черная шутка в истории: поставить над такой страной на полвека такого кровопийцу. Нет на небе и под ним никакой справедливости. Или есть? Ведь такой царь удобен всем: он как козел отпущения. Каждый мог делать что вздумается, а во всем винить царя. Спекулируют хлебом во время голода? Василий Волк все соки из страны выжал! Судья вымогает взятку? При Василии вся система управления сгнила. Муж бьет жену? Это Василий Лютоволк его научил. И даже соседям удобно! Собственных забот полон рот – так это все из-за проклятого Василия.

      А ведь это просто старый больной дурак, жалкое чучело, пародия на человека. Его давно надо было бы удавить, как бешеную собаку. Только как жить-то без него будем? Кого винить во всех грехах?

      Не попробуем – не узнаем.

      Борис тяжело вздохнул, потянул подушку из-под венценосной головы. Василий засопротивлялся, цепко схватился за руку. И тогда Борис сделал то, о чем мечтал давным-давно: влепил государю пощечину. В душе Бориса грянул гром: чувство было такое, будто он сорвал юбку с самой Царицы. Василий открыл рот, обнажив остатки желтых зубов, приложил ладони к щекам и уставился на Бориса широко раскрытыми глазами. А потом весь затрясся и горько заплакал.

      – Плачь, плачь, – прошипел Борис. – Васятка, Васечка, Василиска, Царь дураков, Петушиный король, стулодержец Безмозголии, задоблюститель Бездарики, дудка, вор, убийца, шут, собачий сын! У меня для тебя есть целая куча прозвищ! Нравятся они тебе? Шептун, шутиха, Государь Несмеян, пискун, комар, конина тощезадая…

      Борис не сразу понял, что Василий вдруг от слез перешел к смеху.

      – Ох… ох… Бориска, прекрати! – сквозь смех сказал Василий. – Ты же уморишь меня, дурак!

      Борис с недоумением глядел на Василия, прижимая к себе подушку.

      – Я знал, что ты дурак и бездарь, – чуть отдышавшись, утирая слезы, сказал Василий. – Но я никогда не думал, что у тебя такое дурное чувство юмора. Это не шутки, а какой-то лай собачий. Попробуй еще, ну-ка! Ты можешь лучше!

      Это было последней каплей. Борис почувствовал, как в нем что-то разорвалось. Перед глазами потемнело, сердце зашлось.

      – У меня отличное чувство юмора! Все смеются над моими шутками! Посмотри, как я сейчас всех насмешу!

      С этими словами он навалился на государя и вдавил подушку в ненавистное лицо. Старик забился под ним. Силы в нем не было, и помешать Борису он не мог. Он слабо бил его по спине, обвил его ногами, как любовника, пыхтел и кричал под подушкой, но уже ничего не могло его спасти.

      Секунды борьбы тянулись для Бориса мучительно. Ему доводилось убивать (на волчьей службе без этого обойтись немыслимо), но в глубине души он не был ни злым, ни жестоким. Он уважал право на жизнь и не делал различия между дождевым червем и человеком. Никто не имеет право забирать жизни без особой причины. Те две смерти легли на его душу тяжелым грузом. Он утешал себя: то были преступники, изменники, злодеи, – хотя прекрасно знал, что все обвинения ложные, придуманные безумным царем без всякой причины. Именно те