Больше жизни, Хлоя Браун!. Талия Хибберт

список носил название «Заняться своей жизнью». И она подошла к нему со всей серьезностью.

      Отсюда вопрос: почему же квадратики возле пунктов до сих пор сиротливо пустуют?

      Ее палец двинулся к самому первому пункту. По крайней мере это Хлоя сделала:

      1. Съехать.

      Она жила самостоятельно – по-настоящему самостоятельно, планируя свой бюджет, покупая себе еду и так далее, – уже пять недель и до сих пор еще не самовозгорелась. Родители были поражены, сестры были в восторге, Джиджи заявляла всем и каждому «А я вам говорила!» и так далее. Это приносило огромное удовлетворение.

      Гораздо меньшее удовлетворение приносили пять невыполненных целей, написанные ниже:

      2. Напиться и повеселиться в клубе.

      3. Покататься на мотоцикле.

      4. Сходить в поход.

      5. Заняться ни к чему не обязывающим, но чрезвычайно приятным сексом.

      6. Попутешествовать по миру с одной только ручной кладью.

      А еще была самая последняя цель, галочку возле которой она поставила с пугающей быстротой:

      7. Сделать что-то плохое.

      О, что-то плохое Хлоя уже сделала, это точно. Только не сказать чтобы о таком можно было поведать сестрам. От одной только мысли у нее начинали гореть щеки. Но, когда она понесла блокнот с собой в гостиную, постыдные воспоминания упорно потянули ее взгляд в сторону окна. Запретного портала к ее «чему-то плохому». Шторы были по-прежнему задернуты – так было с момента ее последнего прегрешения, – но между ними оставался небольшой зазор, через который струился тоненький лучик света.

      Возможно, стоило подойти и сдвинуть шторы поплотнее, чтобы зазора не осталось вообще, – так, на всякий случай. Да. Именно. Хлоя подкралась к широкому окну гостиной, подняв руку, чтобы это сделать… но что-то пошло не так, и не успела она осознать, что творит, как уже отвела штору в сторону, расширяя зазор, вместо того чтобы закрыть его.

      Через внутренний дворик к ней устремились бледные блики – последние вдохи умирающего солнца, и Хлоя подумала: «Не смей. Не смей. Это ужасно некультурно и вообще ненормально, и ты так сделаешь только хуже…»

      Но ее взгляд все равно нацелился на другую сторону двора – туда, где за стеклом не такого уж далекого окна стояла фигура.

      Рэдфорд Морган усердно трудился.

      «Зовите меня Рэд», – сказал он ей несколько месяцев назад. Она не послушалась. Не смогла. Его имя, как и все остальное в нем, было для нее чересчур. Хлоя чувствовала себя неловко с людьми вроде него: уверенными людьми, красивыми людьми, которые легко улыбались и которых все любили, – людьми, которым было комфортно в своем теле. Они напоминали ей обо всем, чего ей самой недоставало, и обо всех, кто ее бросил. В их обществе она была как на иголках – глупая, неловкая и бестолковая, при них ее внутренности завязывались в узел и все, что она могла, это огрызаться или заикаться.

      Обычно она выбирала огрызаться.

      Беда с