На языке эльфов. Сабина Тикхо

Целые народы, королевства.

      – А что потом?

      – То же, что и всегда. Люди хотели быть королями. Разделять, объединять. Все, что приводит к сражениям. Все, что в вашей натуре.

      – А что за натура у эльфов? Вы к чему стремитесь?

      – Путь эльфа – это путь к самому себе.

      – Познание самого себя? – У тебя нога слегка качается. Та, что на подножке. Колено подпрыгивает немного, мне видно точно так же, как и потасовки за пределами купола, – периферийно. – А как же мир?

      – Ты отражаешь то, что вокруг тебя. Все, что вокруг тебя, отражает тебя. Познаешь себя – познаешь мир.

      – Эльфы никогда не воевали?

      Это вопросы, которые доказывают, что ты меня не просто слышишь.

      А зачем? Зачем ты меня слушаешь? Я же все равно заставлю тебя проиграть:

      – Мне говорили, что нет. Я не жил во времена первых людей. – Гляжу в упор. Прямо в ответ. – Родился в годы, когда эльфов осталось очень мало и им приходилось скрываться в человеческих городах или отправляться скитаться, чтобы никто не уличил их в вечной молодости.

      – Тебе тоже пришлось?

      Ну, хорошо, Чон Чоннэ. Пусть будет по-твоему.

      – Моя мама была такой же, как я, – эльфом нового поколения, рожденная уже в вашей эре. Отец принадлежал к древнему роду, во времена средних земель он был королем. Его королевство называлось Эсфаль. Это долина грозовых облаков. Там никогда не было снега или солнца, всегда шли дожди. – Иногда мне кажется, что моя страсть к влаге и сырости – от него. – Отцу было больше шести тысяч лет, и он знал очень много. Больше, чем все остальные в то время. Когда Ибн Сина открывал процесс перегонки эфирных масел и способ добычи кислот с гидроксидами, ему помогал мой отец.

      Сначала ты молчишь немного.

      – Ибн Сина? – А потом хмуришься. – Авиценна?

      Я молчу.

      Что мне еще сказать? Кивнуть, подтвердить, заверить? Что дальше, Чоннэ? Смеяться или скептически мотать головой. Какой ты тип человеческой личности? Показывай.

      – Охуеть.

      Я машинально щурюсь.

      А ты виновато откашливаешься, приподнимая брови, и добавляешь:

      – Я тащусь от Авиценны. Я по нему курсовую писал в прошлом году.

      А я мог бы написать курсовую о тебе, чтобы начать полноценно анализировать и задаваться вопросами, но лучше сыграю эту партию до конца:

      – Тогда ты знаешь, что он служил в Исфахане при дворе эмира и имел все условия. Благодаря ему у отца было свое место. Он работал врачом. – Коленка у тебя больше не раскачивается. И пальцы не играют в воздухе. – Были плохие времена, но в целом тогда мы жили хорошо.

      У тебя нечитаемое выражение лица. Немного взбудораженное и определенно вовлеченное. Что это за выражение? Выражение чего?

      – Только не говори, что твой отец был тем незнакомцем, которому Ибн Сина перед смертью продиктовал завещание?

      Если б я давал волю своей мимике, показал бы, что удивлен.

      Наверное, дело в том, что ты с исторического факультета. С будущими историками игра в наперстки все равно другая. Сразу и не пришло в голову.

      – Не