На языке эльфов. Сабина Тикхо

умирает тело, с ним уходят все накопленные ощущения. Восстановить их нельзя.

      – Фэа и как?

      – Слишком много вопросов, Чоннэ.

      Когда ты молчишь, я лучше слышу. Эти звуки шин и чьи-то очень далекие голоса. Зиму слышу. И, может, бормотания нетрезвеющих снежных хлопьев.

      – Мне нравится, как ты произносишь мое имя.

      А мне не нравится. Что я его произношу. И как. И что мне хочется произносить. И эти твои фразы. Глупые и дурные, а лезут в меня без спросу, вызывают… мурашки? Это же не от холода, я не намерен себя обманывать.

      Кошмар… Я такой дуралей. Слишком удивлен самим собой, не замечаю, как начинаю качать головой: вторю своим возмущениям. А ты видишь все, ты все хочешь знать:

      – О чем ты сейчас подумал?

      О том, что ты меня погубишь.

      – О смерти.

      – Моей? – И улыбаешься. Я по голосу понимаю и вижу все тем же периферийным, как ты поворачиваешь ко мне голову.

      – Своей.

      Все еще слежу за шинами и механическими крыльями, генерируя быстро капитулирующий пар. А ты молчишь. Смотришь. У меня щека горит от давления твоих глаз. У меня все внутри горит.

      От тебя.

      Можешь сделать так, чтобы это прекратилось?

      – Как долго ты был эльфом?

      Не можешь. Упрямый. Тебе зачем-то все нужно знать. Неважно, что ли, что?

      – Три с половиной века.

      – Это не очень долго. Если сравнивать с твоим отцом.

      – Верно, – киваю, чувствую, что рюкзак начинает съезжать, поудобнее забрасываю и снова цепляюсь обеими руками. – Совсем ничтожное число, которое я растягивал силой.

      – Почему силой?

      – Потому что остался один.

      Один. Это не ноль. Но ближе к нему, чем все остальные.

      – Что случилось с родителями?

      – А что с ними обычно случается?

      – Много чего, – спокойно принимаешь все мои словесные царапины.

      – Верно. Вот и с моими случилось.

      – Не хочешь говорить об этом?

      Желание – только вспышка.

      – Хочу, чтобы ты блеснул знаниями, Чон Чоннэ. – Через минуту может измениться. – Скажи мне, что такого значимого произошло в девяносто девятом году одиннадцатого века.

      Ты, конечно, думаешь недолго. Ты, разумеется, знаешь правильный ответ:

      – Первый крестовый поход.

      Мне и не нужно помнить, что я чувствовал. Можно лишь пользоваться образами в голове: мечами, криками, огнем.

      Умер Ибн Сина, мы ушли в Иерусалим.

      Мы. У меня была очень красивая мать. С красивыми матерями размахивали не только мечами. У меня был очень решительный отец. Он убил мою красивую мать, а меня лишил сознания и спрятал. Когда я пришел в себя, у меня уже не было решительного отца.

      – Неважно, эльф ты или человек. – Насколько мудр или сдержан. – Нам всем больно терять своих любимых.

      Ты опять молчишь. Не отворачиваешься, а я пытаюсь не реагировать. Видеть птиц и рассматривать кусочки неба над рекой впереди.

      – Как ты жил после их смерти?

      А как остальные живут? Все живут? Или кто-то не может.

      – Я