Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь (сборник). Рафаэль Сабатини

что я понимаю теперь, чего стоит любовь ко мне этих ваших сводных кузенов.

      – Но почему бы им не любить вас? Может быть, стоит похоронить прошлое?

      – Для этого нужна слишком глубокая могила, – ответил Просперо.

      – Но они сами вырыли ее. Вам остается только поставить надгробие.

      – Боюсь, оно тяжеловато, и мне не хватит сил.

      – Я помогу вам, Просперо, – пообещала она и вновь заговорила о той благосклонности, которую проявил к нему император. – Я была так горда, когда узнала об этом. Неужели вы сами не гордитесь, Просперо?

      – Горжусь? Почему бы и нет?

      Он заставил себя играть ненавистную ему роль. Посмотрев на нее, улыбнулся:

      – Разве может быть иначе, если менее чем через неделю мне придется покинуть вас?

      – Так вот в чем причина!

      – Разве она недостаточно серьезна?

      – Если вы говорите, значит это так. – Судя по ее вздоху, она испытывала скорее надежду, чем уверенность.

      Позже, во время танца, к ней вернулись дурные предчувствия – слишком уж безрадостно и механически двигался Просперо. Он был в мрачном настроении, которого не могли рассеять даже новые прилюдные изъявления благосклонности императора.

      Альфонсо д’Авалос, привлекавший к себе наибольшее внимание генуэзцев благодаря своей яркой личности, солдатской славе и известному влиянию при дворе Карла V, отыскал Просперо, чтобы проводить к своему патрону.

      Его величество беседовал с Просперо достаточно долго, чтобы дать пищу для пересудов. Он опять говорил о Прочиде и требовал от Просперо более точных подробностей, чем те, которые были ему уже известны.

      Этот безгранично властолюбивый монарх, над чьими владениями не заходило солнце, обладал истинно рыцарским духом, совсем не похожим на показное театральное благородство короля Франциска. Отличаясь мужеством, он тонко и безошибочно поощрял эту черту в своих сторонниках, дальновидно ставя ее превыше всех других качеств, ибо прекрасно знал, сколь она ему полезна. Именно мужество Андреа Дориа соблазнило императора во что бы то ни стало заполучить генуэзского моряка к себе на службу. Король разглядел мужество и дерзость в действиях Просперо в битве при Прочиде, исход которой немало польстил честолюбию императора. Вот почему он был так расположен к юному генуэзскому капитану.

      Император дотошно выспрашивал его о количестве, качествах и оснащении неаполитанских галер и, выяснив, какую мощь успел придать Просперо эскадре со времени своего назначения, великодушно выразил удовлетворение не только тем, что так много сделано за столь короткое время, но и щедростью неаполитанцев. При этом Просперо улыбнулся:

      – Сир, они не очень-то потратились. Семь из двенадцати галер принадлежат мне, они построены, оснащены и вооружены за мой счет.

      Его величество вздернул брови. Взгляд стал значительно менее дружелюбным. Однако д’Авалос, до сих пор бывший сторонним наблюдателем, быстро вмешался:

      – Мой друг