А любить никто не хотел. Артем Леонович Чепкасов

лет она была свободной и никому ничего не должна. И если имени у неё, по-прежнему, не было, зато появилось хоть какое-то прозвище. Которое сама себя и дала.

      Беглянка.

      Но только теперь, по прошествии пяти с лишним лет, стало понятно, сбежать у неё, всё-таки, не получилось и пусть бы её умертвили сразу. И несомненно так было бы лучше, нежели существовать все эти годы в диком страхе, который и вздохнуть лишний раз мешает. Не даёт жить, как страстно этого не желай.

      Не позволяет даже с учётом того, что в ту ночь из Новосибирска она на первом же попавшемся большегрузе, укатила в Томск. Специально этот город не выбирала и даже была уверена, что никогда и ничего про него не слышала. Просто так вышло, что окраиной огромного, повсюду сияющего огнями фонарей и рекламных вывесок Новосибирска, где они с контролёром поселились, той самой Заельцовкой – оказался именно выезд в сторону Томска.

      Всю дорогу молчала и боялась одного, не остановили бы на одном из многочисленных милицейских постов. Зато дальнобойщик постоянно курил и, не переставая балагурить, намекал на оплату натурой, да как бы промежду прочим разъяснял, у милиционеров опять какая-то спецоперация по выявлению и поимке террористов. Называется толи «ветер» толи «ураган». Пойти на неё в открытую атаку водитель так и не решился, хоть и не поверил, что она вовсе не проститутка.

      – Плечевая ты, видно же сразу, чё ты отнекиваешься, – добродушно похохатывал он и его пузо подпрыгивало в такт трясущемуся двойному небритому подбородку. – Но я по нормальному хочу. А то знаю вас, затаскаешь потом по мусарням. Ссильничал, типа. И ведь не докажешь ничего, кто вас, шлюх слушать станет, но нерв помотают. Бабла ещё не хило снимут, чтобы замять все, на то они и мусора. А мне оно надо? У меня семья, жена, дочка взрослая, объясняй им потом, что это было.

      Высаживая её, как только въехали в Томск, сразу же за мостом через почти высохшую речку, дальнобойщик, с удивлением глядя на толстую пачку денег, из которой она вытянула для него три тысячных купюры, присвистнул и всё также похохатывая, произнёс на прощание:

      – Да, ты, подруга, кинула какого-то богатого Буратино, захотевшего похабной Мальвины. Ну, ты даёшь. И чё я тебя сразу не кокнул, бабла бы столько поднял. Эх, не знал я, сколь халявных денег у меня кабине едет. Ладно, тебя и так удавят за эти бабки, и меня потом, а оно мне надо. Тебя же, всё равно, найдут. Такие же вот как ты, тебя и сдадут. Зря ты это, девка. Жалко тебя. Ну, да, ладно, бывай, плечевая…

      «Плечевая», – думала она, стоя на обочине дороги и глядя в след растворившейся в туманной утренней дымке фуре: «Странно. Почему именно так? Что за слово дурацкое? Почему не просто проститутка или шлюха?»

      Мимо проехала патрульная милицейская машина и водитель пристально посмотрел на неё. Плавно остановилась и, словно бы, хорошенько подумав, а правда ли стоит, патрулька стала медленно задним ходом сдавать к ней.

      «Только бы не побежать», – мысленно уговаривала беглянка себя: «Побегу, не отстанут. А так отговорюсь ещё может».

      Её