Тегеран-82. Побег. Жанна Голубицкая

жить-то будет с таким свидетельством о рождении?!

      – Но это же правда! – резонно возразил папа. – Он гражданин Советского Союза, родившийся в период служебной командировки, что тут такого? А вот если бы написали «Москва», то в Москве бы возникли вопросы – где именно он родился, какой загс его регистрировал? Никогда не надо врать там, где можно не врать!

      На это маме нечего было возразить. Но и промолчать она не могла:

      – Ничего, при получении паспорта исправит себе на Москву. Зачем ему такое пятно в биографии?

      Папа захохотал:

      – То есть, по факту родиться тут не пятно, а отразить это на бумажке – пятно?!

      – Не на бумажке, а в документе! – буркнула мама.

      – Ладно, если захочет, то в паспорте и впрямь поменяет, его право, – примирительно сказал папа. – Мы предоставим ему все бумажки – прости, документы! – подтверждающие, что он не нарочно тут родился, а по заданию партии и правительства.

      – И тебе не совестно глумиться при детях?! – мама кивнула в мою сторону.

      – Над кем? – не понял папа.

      – Над партией и правительством! – чопорно ответила мама, поджав губы, и демонстративно отвернулась.

      – Ну прости, друг прелестный! – обнял ее папа. – Поедем лучше подышим воздухом, пока снежок и солнце, день чудесный, как говорил Пушкин.

      – Мороз и солнце! – ворчливо поправила мама. – А здесь и мороза-то не дождешься!

      Мороз она и сама не любила, но сдаваться без боя не любила больше.

      Папа сообщил, что ради дня рождения любимой жены отпросился у «раиса» (директора госпиталя) и предложил отправиться в Демавенд – фешенебельное северное предместье. Я ужасно обрадовалась: мне нравилось кататься на «жопо» и еще я любила созерцать богатые кварталы Тегерана. Сейчас они, конечно, были в упадке и запустении, но дух былого величия в них еще теплился. Во всяком случае, я его ощущала.

      Мы с мамой сложили в корзину угощения, чтобы вышел настоящий пикник, а папа упаковал брата в его походную сумку-переноску и приготовил свой модный фотоаппарат. Когда мы спустились к машине, Грядкин, доктор-попа и доктор-зуб лепили во дворе снежную бабу.

      – Хорошо, когда баба саморазмораживающаяся, – приговаривал «объект гэ», вылепляя ей талию. – Постоит, сколько надо, а потом сама рассосется.

      – Да ты ее так мацаешь, что она у тебя на ходу тает! – хохотал доктор-попа.

      – И в этом есть прекрасная сиюминутность, – философствовал доктор-зуб. – Мгновенная красота моментов, ради которых стоит жить!

      – Верно говоришь, дружище! – согласился Грядкин. – Надо жить здесь и сейчас! Вот есть перед тобой шикарная баба с талией – надо радоваться. А как растает, не надо печалиться, вся жизнь впереди!

      – Ага, надейся и жди! – заметил мой папа, проходя мимо с братом в сумке.

      – Некоторые уже дождались, – поддел его «объект гэ», заглянув в переноску. – Теперь уже