Ген преступника. Евгения Драгомир

кажется лишним. Единственное, что у нас всегда в достатке, так это вода. Уравнители выдают по пол-литра чуть ли не каждый час, и удивленно смотрят, когда находят бутыль полной или вовсе нетронутой. Подмешивают нам что-то или нет, сказать трудно. Отсутствие пищи, невыносимая духота и без того делает нас слабыми, уравнителям ни к чему стараться еще больше. Я ни разу не слышала, чтобы службисты переговаривались между собой даже во время пересменки, они молча расписываются в журнале и уходят. Слов не дождешься и от заключенных. Когда нас только сюда привели, у выхода в правом верхнем углу, я заметила табличку. Их вешают на каждом этаже, для обозначения номера блока. Пятый, в котором разместили нас, предназначался для самых буйных нарушителей. Вот кого точно накачивали наркотиками или близкими к ним препаратами. Помню, как Фай говорил мне, что за особым уровнем «Зачистка» начинает слежку в первый же день освобождения. Долго они не протягивают. Для нас все значительно проще. Как только служба получит от нас информацию или не получит ничего; нас убьют. Сделают это быстро, тихо, может, даже незаметно для нас самих. Хотя, «Зачистка» никогда не ставила перед собой цель гуманно прощаться с объектом. Сколько бы времени я не провела в этой камере, сожаление, что мне не хватило смелости убить себя, не оставляет меня. У меня было все. Пистолет, заряд, время. Но стоило приставить дуло к виску, как рука опустилась. Теперь у меня нет ни пистолета, ни заряда, ни возможности. Учитывая мое положение в тюрьме, служба, может попытаться использовать меня в качестве приманки. Пусть мы ни раз обсуждали возможность поимки одного из нас, но меня не оставляет беспокойство, что все может пойти иначе.

      В дверь постучали.

      – Заключенный №3149 отойти на три шага назад, повернуться к стене и сложить руки за спиной! после стольких часов тишины, голос надзирателя казался таким громким, что хотелось заткнуть уши и прижать к голове подушку.

      Уравнитель наблюдал за мной через специальную прорезь в двери, и как только я сделала все, что он говорил, замок в двери щелкнул. По стене расползлись длинные тени. Одна из них подобралась ко мне сзади, нацепила на запястья наручники; другая, молча наблюдала за мной, сжимая в руках дубинку. Носить при себе другое оружие, было бы глупостью, учитывая компанию, в которой находятся надзиратели каждодневно.

      – 3149, на выход!

      Будь у меня больше сил, а главное прав, я бы попросила его заткнуться. Но уравнитель продолжал надрывать горло, хотя необходимости в этом не было. В коридорах было холодно; из-за резкого контраста тело пробила дрожь. После трех пролетов и четырех коридоров, единственным моим желанием, как бы абсурдно не звучало, было вернуться обратно в камеру.

      – Стоять, 3149!

      Мы остановились перед железной дверью, такой же, как и все двери в центре. Один из надзирателей вошел внутрь, поздоровался с кем-то и одобрительно кивнул товарищу за моей спиной.

      – Вперед, 3149!

       В комнате было светло, и свет этот исходил из окон. Нигде в изоляторе я больше не видела их. Само помещение было большим, но единственной мебелью в нем был стол и парочка стульев, на одном из которых сидел