Периферийные устройства. Уильям Гибсон

в поле зрения по обе стороны от Даэдры диафрагмировались врезки с двух стремительно движущихся камер.

      От картинки острова у него привычно засвербела вся кожа.

      – Они сейчас примерно в километре одна от другой, идут сходящимися курсами на запад-северо-запад, – сказала Рейни.

      – На это я не подписывался.

      – Тебе туда отправляться не надо, но смотреть мы должны вместе.

      Камеры спускались через какие-то высокие структуры наподобие парусов. Все выглядело одновременно циклопическим и пугающе эфемерным. Огромные пустые площади и скверы, проспекты, по которым могли бы пройти шеренгой сто человек.

      Ниже стали видны засохшие водоросли, побелевшие кости, соляная корка. Мусорщики поставили себе целью очистить верхний слой воды и собрали свой город из переработанных пластиковых отходов. Внешние формы были вторичными, несущественными и все равно изумляли своим уродством. От них хотелось немедленно залезть под душ. Кофе уже начал просачиваться через халат.

      Сейчас на Даэдру надели параплан, который в сложенном виде напоминал двудольный красный рюкзак с белым логотипом изготовителя.

      – Рекламное место на параплане наше или ее? – спросил Недертон.

      – Ее правительства.

      Камеры резко замедлились, синхронно поймав друг друга над заданным квадратом, и продолжили спуск к противоположным углам площади. Теперь внутри каждой врезки можно было видеть идентичную камеру-напарницу: легкий серый овал размером с чайный поднос, посредине – маленький обтекаемый фюзеляж.

      Кто-то включил аудио – то ли Рейни, то ли Лоренцо.

      Квадрат заполнился тихим стоном – звуковой визитной карточкой острова. Все сооружения мусорщиков были пронизаны открытыми вертикальными трубами, и ветер, задувая в них, генерировал переменную тональность, которую Недертон возненавидел с первой секунды.

      – А без концерта нельзя? – спросил он.

      – Важная часть атмосферы острова, которую я хочу донести до зрителей.

      Какая-то огромная фигура двигалась вдали слева.

      – Это еще что?

      – Ветроход.

      Четырехметровой высоты, без головы, но с неисчислимым количеством ног, он был из того же бледного пластика, пустой, словно чей-то сброшенный панцирь, и двигался, как марионетка в руках неуклюжего кукловода, – покачиваясь из стороны в сторону. Торчащий по всей его длине лес труб явно вносил свой вклад в песню пластмассового острова.

      – Его прислали мусорщики?

      – Нет, – ответила Рейни. – Они отпустили его гулять, куда ветер дует.

      – Он не должен попасть в кадр.

      – Ты теперь у нас режиссер?

      – Он не должен попасть в кадр, – повторил Недертон.

      – Об этом позаботится ветер.

      Ветроход, покачиваясь, медленно уковылял на полых полупрозрачных ногах.

      На верхней палубе мобиля помощники отошли от Даэдры, только фарфоровая митикоида еще проверяла параплан, двигая пальцами с нечеловеческой скоростью и точностью. Лента викторианской матросской