Глаза Клеопатры. Наталья Миронова

женщин из Северной Африки, – объяснил итальянец. – Они тоже ни слова не знают по-итальянски. Но за ними еще глаз да глаз нужен, и готовить они не умеют. Не то что как вы, вообще не умеют. Их еще учить приходится. И такой чистоты от них не добьешься. Так что вы подумайте над моим предложением.

      Дуся смутилась, покраснела и сказала, что лучше уж она останется в Москве с Никитой Игоревичем.

      Она была отличной поварихой и идеальной хозяйкой. Честная до неприличия, она после каждого похода за покупками норовила вернуть Никите сдачу до копейки, хотя он понятия не имел, что ему делать с этой мелочью.

      – Оставьте себе, Дуся, – говорил он.

      – Красть?! – ужасалась Дуся. – Господь с вами, Никита Игоревич, что вы такое говорите!

      Она относилась к нему по-матерински. Жалела, что он так много работает, вскакивала среди ночи, если он возвращался домой поздно, готовила на скорую руку «что-нибудь вкусненькое». Никаких полуфабрикатов и «разогрева вчерашнего» Дуся не признавала, каждый вечер его ждал дома полноценный свежеприготовленный ужин.

      – Повезло тебе, – сказала Нина, выслушав рассказ о домработнице Дусе, и снова принялась составлять посуду на поднос. Никита попытался ей помешать. – Дай хоть на кухню унести.

      – Потом. Я сам унесу. – Он увел ее в гостиную и усадил на диван. – Расскажи, как ты стала модельером. Как вообще становятся модельерами?

      – Как «вообще», не знаю. У меня это от мамы. Она была прекрасной портнихой и меня научила шить.

      – Ах да, швейный техникум… Но ведь уметь шить – это не то же самое, что быть модельером?

      – Швейный техникум тут ни при чем, – нахмурилась Нина. – Но ты прав, быть портнихой – это одно, а модельером – совсем другое. Я научилась шить, а потом мне в голову стали приходить фасоны. Это невозможно объяснить… Я думала, мужчины не любят говорить о тряпках, – смешалась она.

      – Мы говорим не о тряпках, – возразил Никита. – Мы говорим о тебе. Мне все интересно. Ну пожалуйста, расскажи, как вы с ней жили. Что с ней случилось?

      – Он споил ее. Болярин, – пояснила Нина. – Я тогда была маленькой, ничего не понимала, но я видела, как он наливал ей водку. Рюмку за рюмкой. Ему нужен был секс, вот он ее и спаивал. Это я потом догадалась. А она уже не могла остановиться. Московская жизнь не пошла ей на пользу. Писательские жены не приняли ее в свою компанию. Они быстро прознали, что она хорошо шьет, и стали у нее одеваться. Но при этом смотрели на нее как на прислугу. Конечно, ей было одиноко.

      Тут подбежал Кузя и вспрыгнул к Нине на колени, словно чувствуя, что ей грустно.

      – У вас с ним прямо телепатия, – улыбнулся Никита.

      – А ты не шути. Может, и телепатия.

      – Ладно, расскажи, на что вы жили? – тихо спросил Никита. – Ты же говоришь, он отселил вас в коммуналку. И алиментов не платил.

      – Все верно. Мама не потеряла своих заказчиц, когда мы переехали в коммуналку. Мы жили бы совсем неплохо, если бы она не пила.

      – Но она пила.

      – Все больше и больше, –