Время не лечит. Эдуард Рафаильевич Каримов

могу…

      С чёрно-белой фотографии, на меня смотрело темноволосое, милое, улыбающееся во весь рот создание. Это была улыбка доверчивого ребёнка. Из тысячи анкет, у неё была самая непосредственная и искренняя улыбка.

      И как же мне нравятся эти простые, живые, естественные и милые улыбки и такие искрящиеся глаза, когда они живы и со складочками в уголках, и с сияющей радостью глаз. Глаза любого цвета. Когда ты видишь радость лица, улыбку- рот до ушей, белизну зубов и при этом возможность видеть свет счастья и той беззаботной минутной искренней радости на лице. И где это счастье неподдельно и читаемо.

      Прошло где-то недели две, после моего официального развода в суде, когда я забрел на этот сайт знакомств.

      Чувствовал я себя прекрасно, совесть меня не грызла и не мучала. Я, просто был рад, что остался в живых и даже не гнил в камере или бараке по милости бывшей. Я был рад, что могу свободно умереть дома в кровати, один, уснуть вечером и не проснуться утром, от простого отказа сердца или отказа в работе мозга или же просто упасть на улице даже не успев распахнуть руки асфальту от кучи поломок в моём организме.

      В том в браке, давно уже всё умерло, в этих бессмысленных боях за правоту, и у меня не осталось даже доли сомнения в необходимости развода, когда понимаешь, что непокорность женщины переходит в клиническую форму, и законная формальность была соблюдена.

      Вот только сыновей было жаль. Но, для их детских душ, я уже давно был врагом, и я уже видел эту детскую, ещё неумелую и пока ещё стыдливую ненависть ко мне. Они, до последнего момента нашего развода и разъезда не понимали, что означает это слово- развод, они воспринимали это всё как игру родителей, они не понимали, что им ещё придется жить с каким-то левым дядей, который конечно же ещё обязательно будет, они ещё верили в чудеса, они думали, что это всё какие-то взрослые игры папы с мамой и какой-то там будущий «развод», но во взрослом мире, чудес не бывает. Взрослый мир он совсем другой, жестокий и рациональный, порою, даже беспощадный и жуткий, совсем недоступный для детского понимания.

      Мир взрослых, который совсем не мир, а видимость перемирия и даже часто бывает, что это жесточайшая война без правил, которая прежде всего и всегда разбивает, и калечит хрупкие детские души.

      И они ненавидели, старались и учились ненавидеть меня, родного отца, стыдливо опуская глаза при редких встречах, так им велела их мать.

      А в тот момент, я радовался этой своей свободе безмерно, уцелевшему здоровью, хорошему аппетиту, я просто понимал, что удачно вырвался из лап чего-то чудовищного, жуткого и страшного, человека с которым прожил много лет, и вот только недавно осознал, что жил с собственными иллюзиями, которые претерпели крах в обыденной современной жизни. Через более чем двадцать лет понять, что рядом с тобою жила не близкая и любимая женщина и у вас два прекрасных сына, а твой недруг и теперь это уже даже враг не скрывающий этого, это трудно принять и понять даже мужчине. И тем более уцелеть и остаться на свободе, несмотря на усилия и действия бывшей, чтобы растоптать и уничтожить, лишить тебя чести и достоинства, оболгать и оклеветать, чтобы все отвернулись от тебя, и чтобы перемолоть тебя в грязь и пыль.

      И желательно в лагерную.

      Да, я был даже очень доволен уцелев в той тупой мясорубке правосудия, которая перемалывает всех, почти без разбора, и как счастливое исключение, мне повезло на разумного и порядочного судью, хоть она и была женщиной. И накануне, оправданный ею, такой же «негодяй», как и я, в очередной семейной разборке, убил свою супругу. И это колоссальный повод задуматься, что ещё есть разные категории людей и бездушных винтиков, и порядочных людей, и что потрясает, что и среди женщин судей тоже.

      Но, где-то в самом глубоком участке моей подлой души, меня шатало и плющило неимоверно, помимо всех этих судебных малоприятностей. И я об этом мог только догадываться, что она- душа была выжжена как напалмом, а как известно, напалм не поддается тушению. Так и тлело что-то там внутри меня, что-то тлело и продолжало невидимо гореть, и никто не знал, как долго продлится это тление, это невидимое горение в душе или в его вместилище. Из таких передряг не выходят без последствий, просевшая пружина нервов, которая годами заводилась и сжималась, в любом случае выйдет из-под контроля, и ты только делаешь вид, что ты управляешь этой пружиной, но она всё равно разожмется и как шпринг-мина выстрелит своим зарядом, и она, конечно разжавшись в тебе, в первую очередь дать знать о себе только в тебе, и первые осколки полетят в тебя, и отзовутся дикой болью в твоей душе.

      Мы, все в этой новой и чужой, жуткой и дикой современности, хотим выглядеть победителями в нынешней жизни, и даже теряя сознание и умирая, круша и калеча свои и чужие жизни и судьбы, и даже после многих лет близости. И мы, не способны понять и признать, что мы не понимаем природную механику нашей жизни и существования, мы не понимает цепочку последовательности событий ни прошлого и ни будущего, мы настолько глупы, тупы и самоуверенны, и возвели себя в ранг небожителя современности, проживая в глянце сети, хотя и живя в убогой квартирке с обшарпанной бабушкиной обстановкой, в хаосе быта и полном мраке самими нами непонятой