Безмолвие. Виктор Николаевич Яиков

Но даже в такие алчные моменты она выделяла в создаваемых фотографиях присутствие нити искусства.

      – Всё равно не понимаю, – не унимался Валера, – почему офицер так усложняет себе жизнь? Остался бы с возлюбленной, кто бы в Петербурге о том узнал? Калифорния – это же другой конец света! Пока до них доберется святая инквизиция, чтобы высечь за неправомерный брак, успели бы скончаться в счастливой старости.

      – Главный судья, он ближе кожи, от него не скроешься, – задумчиво пролепетала Маша и тут же, поймав на себе удивленный взгляд Валеры, пояснила, – совесть.

      – Ой, тебе ли о ней говорить.

      – Считаешь меня блудницей?

      – Не начинай. Я говорил, как отношусь к твоей работе.

      – Вижу, тебе неймется вновь о том поговорить.

      В иной ситуации Валера бы свел очередной спор с подругой в шутку. Но осознание того, что весь поход в театр лишь повод выискать, с кем спит ее бывший хахаль, взбесил Валеру. И ведь для него самого Машей отводилась на сегодняшнем представлении лишь роль раздражителя Жоржа. Она доказала в очередной раз, что умеет играть с людьми. И в этой игре Валера простой картонный манекен.

      – Да, Маша, мне не терпится влепить тебе хорошую оплеуху.

      – Ночью будет возможность, – отрешенно бросила девушка.

      – Я не про это… – Валера собрался и выпалил, – пойми, то, что ты считаешь своей работой, иными… даже большинством из «зрителей твоего искусства» не воспринимается как работа артиста. Они… мы, мужчины, в большинстве своем смотрим на результаты твой работы с чувством вожделения, далеким от ощущения гармонии света и красок на твоем теле. Ты толкаешь зрителей в пошлость.

      – Мораль мне решил почитать.

      – Я считаю, что тебе уже пора повзрослеть и заняться ремеслом посерьезней.

      – Например?

      Валера повел плечами.

      – Устроиться поваром по прямой специальности? Или нарожать детишек и растолстеть, как та бочка, – она зло махнула пальцем в сторону. Женщина, фигуру которой Маша привела в пример, казалось, услышала ее эпитет, что-то буркнула.

      Валера покраснел, понимая, что зрители, ожидающие начала театрального представления, навострили ушки в их сторону и были не прочь пропустить выступление музыкантов, лишь бы узнать еще какие-нибудь пикантные подробности из жизни спорящих Валеры и Маши.

      Они замолчали. Валера увидел приближающегося к ним Жоржа и плюнул в сердцах. Вот нарочно не придумаешь, как в тему разговора он нарисовался.

      Мужчина чуть в возрасте, во всяком случае, старше Валеры, коренастее и с пышной, подкрашенной сединами, шевелюрой, что спадала до плеч. Жорж был одним из фотохудожников, пробудивших в свое время в Маше интерес к обнаженному позированию. Валера догадывался, что они с Машей состояли в некоторой интимной близости. Ведь невозможно, чтобы сластена смотрел на сахар и не захотел его облизнуть.

      – Привет, ребята! – Жорж протянул руку, которую Валере пришлось через натянутую улыбку пожать. Губы фотографа протянулись к щеке Маши, сымитировали поцелуй без