Супердвое: убойный фактор. Михаил Ишков

займет курс лечения?

      – Не знаю. Я должен осмотреть ребенка.

      – Хорошо, завтра. На прежнем месте. Я заеду за вами в десять. Свету привезу к одиннадцати. Не забудьте надеть белый халат. Висит в платяном шкафу.

      – Зачем халат?

      – Если вы доктор, на вас должен быть белый халат. Я скажу Свете, мы едем к удивительному доктору, который умеет лечить добрым словом. О гипнозе, пожалуйста, не упоминайте.

      Лечение оказалось куда более легким делом, чем я ожидал. Если состояние гипноза – это разновидность сна, то Света с легкостью погрузилась в дремоту.

      Когда она пришла в себя, удивленно спросила.

      – Это все?

      У меня желваки заиграли на скулах.

      – Да, Светочка, – подтвердил Вольф Григорьевич. – Теперь ты можешь не только говорить, но и петь.

      – Ну, уж петь, – не поверила Света. – Вы совсем как Айболит, только не знаете, что звери не поют.

      – А птички?

      – Ну, птички. Это совсем другое дело.

      Я, давясь от смеха и слез, выскочил из комнаты. Там уже дал волю и тому и другому.

      Уже на лестнице, где наверняка не было прослушки, я предложил Мессингу гонорар.

      – Не люблю быть в долгу. Кажется, товарищ Мессинг, вы так однажды выразились?

      – Спасибо, Николай Михайлович. Повторяю, вы мне ничем не обязаны. Мне просто понравилось, что у вас даже в мыслях не было унизить меня или причинить зло. Но еще более – как вы изощренно материли сокола, безоружным отправившегося на войну.

      Когда я доложил Федотову о результатах лечения, тот вновь позвонил наркому. Палыч приказал доставить Свету в нашу медсанчасть. Там ее обследовали и пришли к выводу, что никаких следов сильнейшего душевного потрясения не наблюдается, речь вернулась к ней в полном объеме. Когда ее спросили, умеет ли она читать, Света серьезно кивнула и прочитала предложенный ей текст, чем привела консилиум в полнейший восторг.

      Выходит, не зря все это время мы учили с ней буквы и учились узнавать слова.

* * *

      Итак, эксперимент над моей дочерью закончился успешно, а то, что это был именно эксперимент, проверка возможностей свалившегося нам на голову экстрасенса, санкционированная на самом верху, я убедился позже. Девочка выздоровела – этим все было сказано, особенно в отношении товарища Вольфа Мессинга, однако откровенный прагматизм руководства пришелся мне не по нутру. В те дни я впервые задумался о границах исполнительности, а также о пользе сомнений, помогающих выявить эти границы. В этих помыслах не было ничего от троцкизма или, например, взглядов «правой оппозиции», тем не менее, догадываясь, что к чему, я усиленно гнал эти несомненно контрреволюционные мысли от себя. Я решил отыграться на Шееле, который по-прежнему с прежней наглой вредительской самоуверенностью и фашистским фанатизмом отказывался давать правдивые показания. Мне никак не удавалось заставить его расска зать о своей преступной деятельности и, главное, осветить тайну бегства сына. С этим бароном и предателем можно было не церемониться