Супердвое: убойный фактор. Михаил Ишков

с подпольным стажем, опытнейший чекист, чьим именем был назван пароход, свозивший осужденных на Соловки, вдруг забросил работу по овладению человеческой психикой и ударился в масонство и откровенно чуждые пролетариату и воинствующему материализму восточные культы, а также занялся организацией подпольного мистического общества «Единое трудовое братство».

      Тем не менее после гибели Бокия кое-какой мистический опыт у нас на Лубянке сумели сохранить.

      Два дня Николай Михайлович и Вольф Григорьевич прожили душа в душу. Заграничный медиум не лез к Трущеву с идиотскими вопросами. Трущев воздерживался от того, чтобы давать подопечному советы, тем более всякого рода руководящие указания, касавшиеся составления отчета.

      Вечером второго дня Вольф Григорьевич, закончив свою писанину, неожиданно и очень тихо спросил:

      – Что с дочкой, Николай Михайлович?

      Это было как удар под дых. Трущев не сразу нашел, что ответить. Для начала большими пальцами расправил гимнастерку под ремнем. Потом подошел к окну, притаился за шторой, замер.

      – Здесь нет прослушки, – добавил Мессинг.

      Нет прослушки? Кому он это говорит?!

      – Как вы можете знать?

      – Вижу. Вижу также вашу Светлану. На мой взгляд, вполне здоровая девочка.

      – Она разучилась говорить.

      – То есть? – не понял Мессинг.

      – Зачем вам знать, Вольф Григорьевич?..

      – Смелее, Николай Михайлович. Я не классовый враг и не двурушник, в чем, надеюсь, вы успели убедиться.

      Николай Михайлович уселся на диван, закинул ногу на ногу, закурил папиросу.

      – Она разучилась говорить. Потеряла, так сказать, дар речи. Сильнейший испуг.

      – Когда это случилось?

      – В декабре, перед Новым годом.

      – Сколько ей лет? Семь?

      Трущев кивнул.

      Мессинг предложил:

      – Я мог бы помочь.

      Что он, Трущев, младший лейтенант госбезопасности, мог ответить?

      Николай Михайлович молча докурил папиросу, встал, привычно расправил гимнастерку под ремнем, подошел ближе и поинтересовался:

      – Ну, что тут у нас?..

      Мессинг протянул ему последний исписанный листок. Трущев просмотрел его, потом вернул и подсказал:

      – Подпись, число.

      Мессинг добросовестно вывел: «18 июня 1940 года. Вольф Мессинг».

      – Теперь в гостиницу?

      – Да.

      На лестнице Вольф Григорьевич предупредил:

      – Только не надо никак афишировать мою помощь. Прошу, никому ни слова, для меня это очень важно. Только вы, я и ваша дочь. В тихой обстановке. Можно у меня в номере. Обдумайте мое предложение.

      Что оставалось Трущеву, как не отделаться усмешкой?

      Вольф Григорьевич заверил:

      – Если вы об оплате, деньги меня не интересуют.

      – Я не о том. Я в состоянии заплатить, просто я обязан доложить начальству.

      – Кто вам поверит, Николай Михайлович? Я непременно откажусь от своих слов. Поверьте, моя помощь вас ни к чему не обязывает.

      Вероятно,