Удивительные истории о ведьмах. Дарья Бобылёва

заглохшего автобуса потер затылок: вот дела!

      Юля взглянула на пристыженное Лихо.

      – Ты знал, да? – спросила она.

      – Знал, – кивнуло Лихо. – Леший сказал – тебя беречь. Не хочу в крапиву.

      Юля, все еще ошарашенная миновавшей бедой, махнула в сторону парка: пешком, значит, пешком. Она сколько угодно могла злиться на выкрутасы Лиха, но его прозорливость дорогого стоила.

      – Девочка, – неожиданно вспомнило Лихо, когда они свернули с проспекта сначала на щебенку, а затем на тонкую вьющуюся тропинку к лесу.

      – Ты ведь ее не тронул? – строго спросила Юля.

      – Чуть-чуть. – Лихо заметно приуныло. – Она умрет скоро.

      Юля запнулась, грохнулась на колени, разорвала джинсы о камень. Лихо протянуло ей ладонь, но Юля могла только смотреть на него снизу-вверх.

      – Ты?.. Что?

      – Я видел, – досадливо развело руками Лихо.

      Юля знала, что Лихо не умеет врать. А Сонечку только-только собрались выписывать. Выходит, что? Выпишут, вернется домой – а там…

      – Расскажи! – потребовала Юля.

      Лихо зашмыгало носом: видно было, что ему неприятно говорить об этом:

      – Домой нельзя – не успеют спасти.

      Юля замерла. Но что же делать? Предупредить врачей? Только кто ей, санитарке, поверит? И ладно бы той, что десять лет в больнице отпахала, но новенькой? Они ведь все поголовно считают ее новенькой, и не докажешь, что каждый день бок о бок ходят. Никто и слушать не станет!

      – Попроси, – предложило Лихо неуверенно. – Он поможет.

      Юлю передернуло. Идти на поклон к Лешему? Хорошо, если попадешь под хорошее настроение, а если нет, можно самой из леса не вернуться. И хотя за Юлей числилось не одно доброе дело – и русалок озерных подлечила, когда отраву в реку спустили, и Кикимору выходила после пожара – но на добро память у лесного духа была короткая. Впрочем, по его приказу берегини сплели для Юли оберег от хворей, а Кикимора в доме ее похозяйничала и двери от воров запечатала. Но никогда ни о чем Юля Лешего не просила.

      А теперь выбора не было.

* * *

      До леса добрались затемно. В чаще тревожились деревья, вздыхала за буреломом трясина, плакал ребенок – должно быть, Игоша, Кикиморы сын. Чем глубже, тем чаще мелькали тени, проверяли, кто идет, но, завидев Лихо, скользили мимо.

      Тропа окончательно скрылась в палой хвое, Юля перешагивала через валежник, продиралась сквозь колючий кустарник, сама не заметила, как вымокла в росе. Крик сипухи вспорол тишину как бритвой, заставил вздрогнуть. Если Леший не откликнется, сама Юля отсюда вряд ли уже выберется…

      За спиной вдруг раздался утробный рык. Юля обернулась. Из кустов напролом вышел медведь вдвое крупнее обычного, с оскаленной пастью. Он поднялся на задние лапы, вновь зарокотал, тягучая клейкая слюна закапала на землю. Маленькие безумные глаза уставились на Юлю.

      Она стояла неподвижно.

      И тогда зверь опустился перед ней, свернулся клубком, прокатился меж деревьев и вышел обратно человеком, пусть и громадного роста, с илисто-зелеными волосами и круглыми глазами без ресниц.

      – Не