Любовь. Адаптация. Алевтина Афанасьева

на щеке, но кровь из раны не пошла.

      Антонина схватила напавшего за край пальто и потянула в другую сторону, надеясь, что он отпустит мужа. Незнакомец не разжимал челюсть, уверенной хваткой держа добычу.

      – Стёпа, что он делает? А мне-то что делать? Пусти его, ирод! – в сердцах женщина пнула человека ногой по рёбрам, надеясь, что это поможет. В ответ послышалось злобное рычание.

      Напавший сквозь зубы начал постанывать, мотая головой из стороны в сторону и пытаясь прорвать телогрейку Степана. Никогда прежде старикам не доводилось слышать о таком поведении, а уж видеть – и подавно!

      – Ах ты, дубина, засранец такой! – старушка сунула руку в карман и выхватила оттуда припасённый «Дохлос». Сильная струя ударила в лицо обидчика. Запахи смешались, делая воздух окончательно непригодным для дыхания.

      Пьянчуга ослабил хватку, и Степан резко выдернул рукав, да так, что на дорогу упало несколько желтоватых зубов.

      – Что с ним? – взволнованно спросила Антонина, глядя, как рычащий незнакомец ползёт за отступающим мужем.

      – Наркоман что ли? – Степан осмотрел свой ватник. Он был немного порван, старая ткань посеклась и кое-где осталась слюна, но до руки напавший не достал. – Наверное, он из той компании, что мы видели. Пойдём домой быстрее!

      Пьянчуга, понимая, что теряет добычу, захрипел и вдруг звучно хрустнул деревянными суставами. Руки сложились в обратную сторону, выламывая локти и обнажая осколки костей.

      Антонина едва не потеряла сознание. Старик застыл истуканом, глядя, как мужчина, упираясь на обрубки, ползёт к нему уже значительно быстрее. Обломанные руки теперь удерживались лишь кожей и одеждой, и волочились следом. Кости копьями втыкались в землю, тело сгибалось под странными углами, голова иногда запрокидывалась так сильно, что могла оторваться – незнакомец был полон решимости достать Степана.

      Всхлип напуганной жены вернул реальность на место. Степан Ильич замахнулся и со всей силы ударил ползуна лопатой по голове. Тот издал чавкающий звук, часть черепа съехала набок, один глаз ввалился, челюсть перекосило. Пьянчуга замер на мгновение, но в следующую минуту снова начал подниматься, утыкая обрубки рук в мёрзлую грязь.

      Степан растерялся. Ничего более жуткого ему не приходилось видеть. Ползун двигался вопреки всем возможностям организма! Как такое могло быть? Терпеть подобную боль никто бы не смог! Конечно, в шоковых состояниях люди иногда способны совершать невозможное, но здесь было что-то иное. Он был мёртв, не иначе!

      Когда ползун начал подниматься, окончательно доломав при этом одну руку, старик снова ударил. Он уже не верил, что сможет остановить это чудовище, но страх, что ползун сумеет подобраться к ним, пересиливал. Более всего в мире Степан дорожил семьёй, как последним оплотом надёжности. Кто, если не он, должен защищать любимую Тонечку?

      Новый удар пришёлся на основание шеи. Было трудно представить, что голова может настолько