Доктор гад. Евгения Дербоглав

сюда нельзя, – спокойно сказал Клес. Выглядел он ужасно – борода взмокла, на лбу вздулась жилка, зато светлые, как у всех южан, радужки глаз потемнели так, что почти слились со зрачками. – Я понимаю вашу любознательность, это явно профессиональное, но вам нельзя. Все наши операции проходят во всемирно-конфиденциальной обстановке.

      Дитр не имел ничего против фельдшера и против правил, по которым работали душевники, но проблема была в том, что Дитр Парцес был не один – и любопытно было не одному ему. Клес вдруг охнул и сжал кулаки, но тут же пришёл в себя, прежде чем Дитр успел сообразить, что случилось.

      – Хорошо, смотрите, только внутрь не лезьте, – глухо вымолвил он и занялся креслом, на котором лежал механик. Клес ловко обращался с креслом и приборами, по-стервятничьи нависшими над пациентом, и даже после изменения положения тела иглы не слетели и приборы остались на своих местах.

      И он увидел саму операцию – само удаление проклятия из души. Проклятие сопротивлялось, и, чтобы вытащить его, Ребус терял силы. «Неудивительно, что он пьёт и употребляет», – подумал Дитр, наблюдая, как шеф-душевник, незнамо каким скальпелем раскроивший грудь человека в клетке, отбивается от облепивших его туманных червей.

      – Зачем? – переспросил он больного. – Знай я зачем, не жил бы как живу, – он горько хохотнул, хватаясь за тушу твари, обвившей его грудь. – Ерл, что это за проблудь? Раньше таких не было, насколько я тебя понял?

      – Я тебе уже сказал, шеф, – отвечал ему подчинённый, еле удерживая хищный ворох. – Тут были только проекции страхов в форме шпионов, солдат, диверсантов и прочих – в человеческой форме. Вонцес, можно сказать, застудил душу в тум… – он вдруг осёкся, отшатнувшись от больного.

      У того из груди взметнулся серый столб. Он ринулся в несуществующее небо и разверз пасть над жертвами. Ерл отскочил куда подальше, Ребус стоял, задрав голову, и с кривой ухмылкой смотрел на него. Пасть вдохнула невоздух, забирая его у тех, кто был сейчас в душе Вонцеса, словно бы пустота устремилась промеж стен лабиринта, и они содрогнулись.

      – Сейчас оно попытается меня сожрать, – спокойно прокомментировал Ребус. – Пока будет пытаться, ты отпилишь его от Вонцеса.

      – Понял, – кивнул Ерл.

      И тварь набросилась на самую простую жертву, а Ерл ринулся к телу механика. Пасть гигантской твари поглотила фигурку в кафтане, и её бесконечная глотка пошла спазмами, силясь протолкнуть жертву в страшную глубь. На Ерла, который рвал её у основания, тварь не обращала внимания. И лишь когда полетели туманные ошмётки, четырехстворчатая пасть развернулась к нему, но тут же дёрнулась кверху – что-то творилось у неё внутри. Пасть разверзлась и заорала, а Дитр Парцес где-то в кабинете зажал уши. Тварь кричала тысячами голосов, хныкала, свистела, пищала и ревела на все лады – тысячами мёртвых голосов, которые когда-то раздавались в мире телесном, но ныне отошли во всемир. Глотку прорвало изнутри, и оттуда высунулась рука со скальпелем, а затем появился и сам Ребус, кромсающий тварь вдоль и поперёк.

      – Порядок,