(не)свобода. Сергей Лебеденко

– суетливый Харон процессуального конвейера – убедил электрика, что признание обеспечит ему и расположение следователя, и понимание суда. В конце концов, все люди, все понимают, что вещи могут происходить случайно, главное – вот тут подписать, вот тут и еще вот в этой галочке расписаться, – и всё будет хорошо, в камере долго не продержат, суд будет короткий, уже скоро вернешься к семье, поверь моему слову, мамой клянусь, всё будет в шоколаде.

      Шоколад оказался горьким: спустя полгода Шпак всё еще находился в СИЗО. (Рак прямой кишки второй стадии? Нет, не слышали.)

      Новые адвокаты пытались показать видео задержания, ловили ментов на лжи, едва не подрались сразу с тремя обвинителями (зачем нужны три прокурора, чтобы осудить простого электрика из Мытищ?). Дочь электрика, красивая, но явно опустошенная процессом, была вынуждена выслушать собственные показания о том, как отец ее за что-то бил. Потом электрика всё равно осудили на три года – и не посмотрели ни на мать-гипертоника, ни на дочь-студентку на платном обучении, – а Олег всё это добросовестно снимал, пользуясь добротой начальника приставов, включившего его в последний момент в список людей, которым разрешили съемку. Судья – ее звали Марина Костюченко – казалась незаинтересованной, и то и дело заглядывала в телефон; на судьбу электрика ей было наплевать. Вот на что ей явно было не наплевать, так это на внешний вид: когда с судьи внезапно слетела мантия, она вдруг сконфузилась, стала прикрывать обнаружившийся под мантией спортивный костюм, к ней тут же секретарша подскочила с булавками да пуговицами – в общем, цирк. Хорошо, Олег успел всё это на камеру заснять, хотя фотки получились смазанные. Он даже заголовок придумал, чтобы подчеркнуть судейское падение, но теперь сомневался, уместно ли шутить в данном случае, – все-таки семью электрика было жалко.

      Уже после суда Олег предложил матери Шпака бутылку воды, но та отказалась. Она была как будто не совсем здесь, не в суде. Олег не знал, что сказать ей, – что вообще в таких случаях говорят? – и просто ушел, стыдясь, что оставляет ее одну в узком коридоре с желтыми стенами и запахом краски.

      На крыльце стояла и курила адвокат Муравицкая. Под ногами у нее валялись два недокуренных бычка. Двор суда был пуст, на ветру сушился мент.

      Олег написал редактору в «Telegram», что статью тот получит к семи, и направился в ближайший от суда переулок, в сторону метро.

      – Эй, Робин Гуд!

      У пожарной лестницы, прислонившись к пузырящемуся от сухой краски ящику с песком, стояла Саша Шпак. Куртка была плотно застегнута, голова прикрыта капюшоном. Слёзы надежно запрятаны в глубину глаз.

      – Ты не с отцом? – спросил Олег, тут же подумав, что вопрос получился идиотский, плюс он очень резко перешел от нейтрального «вы» к «ты», хотя между плюс-минус ровесниками, может быть, это было в порядке вещей.

      Зажатая между пальцами сигарета без фильтра едва заметно дергалась. Саша улыбнулась.

      – Нет. Зачем? Что я должна ему была сказать? – Она сделала еще затяжку. – «Да пребудет с тобой сила»?

      Против воли Олег усмехнулся:

      – Нет,