Классика с барахолки. Алексей Лишний

караулить в кустах, близ рощицы, откуда хорошо просматриваются дядины окна. Если появится девушка, я, крадучись, дабы не спугнуть, подойду и схвачу её за руку. Бетси, если это она, не отвертеться. Допрошу её со всем пониманием проблемы и без лишней огласки. Будут сложности – Ольга дала мне свисток их конюха. На свист мне на подмогу выбегут мужики.

      Таков план, которому не суждено было воплотиться в жизнь.

      Я уютно расположился в сугробе за жиденькими кустами, сквозь которые меня в вечерней мгле, конечно, невозможно было заметить. Картина открылась уже по-настоящему зимняя: стойкий морозец, безветренная тишь и тихий желтоватый свет из окошек, льющийся во двор. Я был так очарован красотой, что не заметил, как ноги мои перестали чувствовать большие пальцы – прошло больше часа дежурства.

      И тут явилась она.

      Как и в тот раз – вся в белом и летнем. Она не шла, а словно плыла по снежному насту к тому же окну. Словно мотылёк на губительный свет.

      Стремительным рывком я бросился ей наперерез. Сначала мои шаги не были слышны девушке.

      Ещё с дюжину шагов – и я смогу ухватить безумную за рукав тонкого платьица.

      Вот-вот почти, но…

      Она обернулась.

      И я замер в испуге, точно окаменевший, не веря глазам и продолжая молча смотреть.

      Это сон или явь?

      Я не мог осознать этого, потому что на меня смотрела моя мать. Её родные, ласковые глаза, ямочка на подбородке, греческий нос и тонкие губы. Она смотрела на меня так же, как я и помню всегда.

      Взгляд матери. Каким печальным он был…

      – Я дождалась, – проговорила она то ли вслух, то ли в моей голове.

      – Мама? – не слыша собственного голоса, проговорил я.

      – Я дождалась тебя хотя бы так…

      – Мама… – продолжал я, не зная, что ей сейчас сказать. Сказать хотелось многое и уже давно, но не вот так внезапно и неожиданно. И непонятно.

      – Он убил твоего отца, – прошептала мать, и зрачки её расширились. – Он убил твоего отца. Человек за окном.

      Она смотрела на меня пристально, словно пытаясь прочитать что-то на моём окаменевшем лице.

      А потом растворилась в пустоте ночной безмятежности.

      Ольге я ничего не сказал. Уехал, не попрощавшись, – меня бил жуткий озноб, который удалось пережить с помощью тёплых одеял, стаканов горячего чая и рюмки домашней настойки, что поднёс мне управляющий.

      Жаль, нет человека, который мог бы подтвердить мои слова, иначе никто не поверит этим россказням. Но и зачем кому-то верить? Довольно того, что я и ты будем знать страшную тайну смерти отца. И верить в правду потустороннего мира.

      Если завтра будет лучше, попробую выяснить, какое отношение имел дядя к смерти батюшки.

      Но это будет завтра. Сейчас надо отдохнуть».

      Николаю К. от 15 ноября 18** года

      «Я проболел все эти дни, не мог даже взяться за перо и чернила. Сильная лихорадка. Впрочем, к чему тебе подробности моей временной слабости?

      Я снова полон сил и новостей. За эти дни я узнал такое, что заставило меня почти что рыдать от отчаяния