Меня зовут Заратуштра – 1. Храмовый раб. Дмитрий Чайка

господин, – привычно ответил Макс.

      – Абаком пользоваться умеешь?

      – Нет, господин.

      – Как же ты считать собрался, тупица?

      – Я не знаю, что такое абак, господин, но считаю хорошо.

      – И за что мне такое наказание? – жрец возвел глаза к небу. – Тупой самонадеянный раб, которого дали мне в помощь. Только никакой помощи не будет, придется все проверять за тобой. Слушай меня, животное. Я недоволен тобой, и тебе нужно очень постараться, чтобы к вечеру мое настроение улучшилось. Иначе я пройдусь по твоей спине посохом.

      В этот момент ворота со скрипом открылись, и въехали первые телеги, запряженные мулами. Макс подбежал к каравану.

      – Четырнадцать, шестнадцать, четырнадцать, пятнадцать, тринадцать. Семьдесят два мешка, господин.

      Жрец, который щелкал костяшками на местном подобии счёт из советского гастронома, изумленно поднял голову.

      – Как ты это сделал?

      – Можете проверить, господин.

      Жрец, мучительно сопя, тщательно пересчитал каждый мешок, щелкая деревяшками на своем девайсе.

      – Семьдесят два. Удивительно. Иди с ними в хранилище зерна. Там сдашь их Римушу.

      – Да господин.

      И Макс пошел рядом со скрипящими телегами, возницы которых которые дорогу к зернохранилищу знали куда лучше, чем он. У ворот они остановились, и Макс спросил у крутившегося рядом пацана.

      – Где найти Римуша?

      – Да вот же он! – ткнул пальцем чумазый карапуз.

      В сторонке стоял могучий бородатый мужик в грубой шерстяной тунике и ковырял щепкой в зубах.

      – Ячмень привезли? Ну разгружайте. Нести в левый угол. Чего вылупился, раб? Тебе особое приглашение нужно?

      Тут Макс понял, что его сладостные мысли об умственной работе оказались несколько преждевременны. Крестьяне, не прекословя, начали таскать мешки, и он не отставал от них. Судя по недоброму взгляду Римуша, тот только искал повод, чтобы придать ускорение заднице Макса хорошим пинком. Вскоре мешки перекочевали в указанное место, а Римуш, пощелкав абаком, пробормотал:

      – Так, семьдесят мешков ячменя.

      – Прошу прощения! Семьдесят два мешка, господин, – робко произнес Макс.

      Римуш поднял изумленный взгляд и посмотрел на него с видом человека, которому что-то послышалось.

      – Ты что-то сказал, сволочь?

      – Семьдесят два мешка, господин, – повторил Макс, понимая, что сейчас его будут бить.

      И, как обычно бывает в жизни, его скверные ожидания оправдались в полной мере. Римуш был могуч, как и положено человеку, много лет ворочающему тяжеленные мешки на свежем воздухе. А потому уже через минуту лицо Макса представляло собой отбивную. Нос был разбит и сочился кровью. Губы на жаре распухли в оладья с немыслимой скоростью, а левый глаз превратился в узкую щель. После особо удачного удара он упал, и наступила спасительная темнота. Очнулся он от криков эна Хутрана. Рядом с ним стоял Римуш, согнувшийся в поклоне, и заискивающе глядел в глаза жрецу.

      – Он