Настоящая африканская жизнь. Наталья Юлина

в ответ расцветают. Вилла сияет, трава перед нею блестит, соседи все здесь, но как круг поинтимней собрался, – исчезли.

      Другом ближайшим семьи, так уж давно мне говорили, считался Виталий, красавец, жених по призванью. Виталий женился фиктивно в предвкушении Африки дальней, и у супругов, у каждого, жизнь завязалась своя. Он носил под рубашкой красиво повязанный шейный платок, а на лице печать чужестранства. Это ль не повод нашим девушкам местным тайно вздыхать, с мужем сравнив. Виталий всегда холостяк, несмотря на жену, так казалось. Душа его не привязана сроду никем, никогда. Он блуждает кометой, к Аннете упавшей в подол. Без улыбки его не видали, и без мата его не слыхали, а уж трезвым – и думать смешно.

      Для всех пара Виталий и Анна, если и пара, то просто в другом измеренье.

      Моя неприкаянность (кого я тут знала?) невольно делала из меня наблюдателя. И вот что я увидела. Взглядом Анна Виталия не отпускала, он же абсолютно раскованным гостем бродил меж гостей. Заметила тоже, что если Виталий заговаривал с Аней или включался в тесный круг ее собеседников, то в ее голосе появлялись своеобразные вибрации и глубина. Я и раньше замечала, если рядом с женщиной появляется интересный ей мужчина, голос ее меняется. Но то же и с мужчинами, нет, нет, не с Виталием.

      День рожденья в подполье ушел. Свет выключают. Торт несут, свечи жгут. Много лиц незнакомых, текстильных, наверно. В нашем городе два равно-прекрасных гнезда. Нефтянка для нас, Текстиль для соседей. Стушевалась Аннета пред звездою текстильной Ариной. Девушка крепкая костью, голосом, словом. Внучка героя Гражданской, с фамилией громкой Октябрьской. На основе эсерообрядчества в ней диссидентски возрос мат могучий московской богемы и уверенность полная в силах, уме, превосходстве. Девушки сорта такого встречались мне в жизни. Манят они неприступностью внятной, повадкой богинь, снизошедших до сирых и бедных.

      Вдруг непонятный мне взрыв – ссора. Кто-то схватился за стул, кто-то взвизгнул. Вмиг все разбежались, наспех простившись с хозяйкой.

      Что за чудо?.. о чем говорили гости весь вечер – не помню. Ни слова, хотя не пила. Осталось только это:

      Слова повешенные висели в воздухе,

                      и потому так хотелось молчать,

      Иль выставить локти углами острыми

                      и выскочить на улицу – покричать.

      Чудное чудо разбилось вдребезги,

                      сделали чучело, поставили к окну,

      Лебединая женщина кричала «зарезали»,

                      и обещала уйти ко дну.

      Тем временем чучело научилось улыбаться,

                      ласково, ласково качая головой.

      Нет. Мы не станем никого пугаться,

                      только вот речь переходит на вой.

      Скажет один – слова потеряются,

                      выступит другой – они уже мертвы, —

      Мы их соберём в ожидании чуда,

                      и сложим в огороде,