Горчаков. Титулярный советник. Валерий Пылаев

социал-демократы, радикалы. – Голос Настасьи звучал неуверенно – похоже, она сама не очень-то понимала значения слов, которые произносит. – Поэтому их запретили.

      – Кто запретил?

      – Правительство. – Настасья вдруг заговорила еще тише. – Государыня императрица… Кушай печенье, благородие!

      Блюдце вдруг скользнуло ко мне по столу, едва не подпрыгнув. За ним поехала и чашка, в которую Настасья тут же принялась остервенело лить не успевшую толком вскипеть воду.

      – Не хочешь говорить? – мягко спросил я. – Почему?

      – Да потому что! – Чайник громыхнул об стол, щедро плеснув из носика на скатерть. – Тебе за это ничего не будет, а меня за одни разговоры эти…

      Вместо слов Настасья вдруг сделала страшное лицо и провела себе пальцем по горлу.

      Чик.

      – Не придумывай, – проворчал я. – Никто тебя не тронет!

      – Тронуть, может, и не тронут, – с явной неохотой признала Настасья. – А спросить за каждое слово могут. Вон, недавно у Сеньки-механика брата прямо с завода забрали. Черная «Волга» приехала – и все, поминай как звали. Говорят, у него какую-то эту, как ее… гитацию нашли.

      – Агитацию, – автоматически поправил я.

      Черная «Волга». Похоже, люди Багратиона еще не разучились работать быстро и беспощадно… только с теми ли они боролись?

      – Потом еще аресты были, – вполголоса продолжила Настасья. – Домой приходили… даже к нашим, из мастерской. На той неделе. Правда, не забрали, проверяли только.

      – А сюда?

      – Сюда – нет. Нам тут этих народовольцев твоих не нужно. Будто без них дел никаких нету… Машину под Новый год сдавать, а еще редуктор ставить надо. – Настасья явно старалась перевести тему. – Работы невпроворот, благородие.

      – Насть, послушай. – Я чуть подался вперед. – Чего ты боишься? Думаешь, я тебя… сдам, что ли?

      – Нет… нет, ну чего ты? – Настасья обхватила мою ладонь обеими руками. – Просто страшно, понимаешь? Одни беды от этих разговоров. Даже Иван Тимофеевич – и тот… Ой!

      Видимо, этого она мне рассказывать не собиралась.

      – Не бойся. – Я улыбнулся и чуть понизил голос. – Что за Иван Тимофеевич такой?

      Настасья посмотрела на меня – осторожно и сердито. Но, видимо, сообразила, что я не отстану, и все-таки продолжила:

      – Руку у него в станок затянуло на заводе. Так порезало, что еле живой остался. Должен был пенсию получить по увечью – не дали. – Настасья чуть нахмурилась. – Хозяин комиссию собрал какую-то – решили, дескать, сам виноват.

      – Комиссию… – проворчал я. – Надо было в суд идти.

      – Да толку от судов этих… Может, побоялся просто, не знаю. – Настасья пожала плечами. – Сам не рассказывал, а я спрашивать не стала. Говорит, мне семью кормить, внуков растить надо, а не по поверенным бегать. Ну, я его к себе и взяла… Ты же не против, благородие?

      – Сама решай, – улыбнулся я. – Ты тут хозяйка.

      – Так я и решила вот. У него, конечно, всего два пальца справа осталось, работает медленно, зато токарь – от Бога…