Пращуры русичей. Сергей Жоголь

заметёт, не отворишь». За окном промелькнула тень. Он разглядел два силуэта. Кому это дома не сидится? Старик разглядывал незваных гостей. Заблудились никак. А стража где?

      – Самошка! – князь окрикнул челядина. – А ну, подь, глянь. Кто в ворота ломится!

      Храп за дверью тут же прекратился. Самошка – грузный розовощёкий парень, накинув мохнатый треух, валенки и тулупчик, громко топая, поплёлся во двор. Через несколько минут он, трясущийся от холода, вбежал в сени:

      – Бродяжки какие то, к тебе пришли, мужик да малец. Гнать прикажешь? – заспанный прислужник стряхнул с одежды прилипший снег.

      – А чего хотят?

      – От сынка, говорят, твоего явились. Во брешут, дурни, – Самошка похлопал себя по лбу.

      – Что? – Гостомысл оживился. – А ну, тащи их сюда!

      Князь погрозил увальню кулаком. Самошка бросился выполнять приказ.

      6

      – Я ведь и знать не знал, что он княжич. Заявились ночью, да с детёнком малым. Переночевать мол. А мы то, что? Чай не нелюди, не на морозе ж их держать, – сухощавый чудин5 комкал пальцами мохнатый треух.

      Князь смотрел на ночного гостя с волнением: неопределённого возраста, с куцей бородёнкой, на правой руке вместо двух пальцев – короткие культи. Гостомысл перевёл взгляд на второго: мальчик, лет пяти-шести даже не снял шапки.

      – На наше огнище6 редко кто наведывался, далеко оно от прочих поселений стояло.

      Чудин продолжил рассказ, поведав, как гости: Выбор и его женщина с малым сыном поселились в его доме.

      – А княжич то был, не дать не взять, работящий. Работы не чурался. Хоть на охоту, хоть в поле. Дров, бывало, наколет и воды принесёт. Ни в жизь бы не подумал, что из знати.

      Гостомысл слушал с волнением.

      – А вот женщина не такой оказалась, надменная была. Ни слова доброго от неё, ни помощи не дождёшься. Вот уж она-то точно, будто княжна… – говоривший осёкся – …была. Может статься оттого, что дитё носила. Через полгода пришла пора ей рожать, но – чудин шмыгнул носом – кровью изошла, прибрали бабу боги.

      – А ребёнок? – Гостомысл впервые перебил гостя.

      – Пожил малость, да тоже преставился, ох отец его и горевал.

      Гостомысл побелел, руки задрожали. Сразу вспомнились слова: «разлучница», «смерть ребёнка».

      – То, что горевал, понятно, но с ним самим-то, что стало?

      Голос князя дрожал. Вьюга за окном не утихала. Огонь в печи ослаб, и Самошка, видя, что хозяин весь затрясся, подкинул дров.

      – Схоронили мы женщину с младенчиком, а сын твой князь подле них остался. Больше года смурной ходил, всё молчал.

      – Что ж он домой то не шёл, упрямец! – князь хлопнул себя ладонью по колену.

      – Всё вот об этом пёкся, – чудин указал на мальчика. – А потом пожаловали к нам люди недобрые – тати7 лесные. Дом спалили, добро взяли, да всю семью мою порезали, – рассказчик сглотнул. – Жену да дочек обеих, брата жениного да трёх работников. И нам бы конец, да сын твой князь

5

Чудь – собирательное название ряда финно-угорских племён.

6

Огнище (подсека) – вырубленное и расчищенное для пашни место посреди леса. Огнищанин – землевладелец, хозяин огнища.

7

Тати – разбойники.