Пращуры русичей. Сергей Жоголь

и самой приглянулся розовощекий соседский паренёк – сын горшечника Лепки. Но в их совместных беседах, Ружена только похохатывала и высмеивала парня по любому поводу:

      – Ай да ухажёр: портки в глине, от самого печной гарью несёт. Зачем мне такой воздыхатель?

      Кукша обижался, но терпел. Ружена не унималась пока парень и вовсе не озлобился.

      – Ну и ладно. Раз я тебе плох, другую сыщу. Что девок в городе мало? Батя мой, спроси любого, один из лучших мастеровых в городе. Я у него старший, а значит наследник, любая такому жениху рада будет.

      – Что с того, что отец твой лучший? Велика честь глину месить?

      – А где ж, по-твоему, эта честь?

      Ружена перестала хихикать:

      – Парень ты крепкий, шёл бы в ратники.

      Кукша продолжал делать вид, что дуется.

      – Вон дядька мой, Живан, он в сотню городскую в лаптях пришёл, а сейчас – сотник.

      Кукша задумался: «Эвон оно как, вон чего придумала».

      – Я ведь могу дядьке слово замолвить, – не унималась бойкая девица. – Мне он не откажет. Тогда бы я, глядишь, за тебя и пошла, да и батя мой…

      Раздумывал Кукша недолго. Он и сам, порой, с завистью поглядывал на городскую дружину. Всегда в дорогих одёжах, справные, ухоженные. Он сам, да и товарищи его не раз сторонились, уступая дорогу, городским ратникам. «А что? Коль шепнёт Ружена дядьке, глядишь, и выгорит. А горшки лепить, мне и самому надоело».

      С того дня, как состоялся этот разговор, прошло, почитай, с полгода. Сотник и вправду не смог отказать любимой племяннице, и вскоре сын горшечника вступил под его начало. И вот сегодня, стоя в карауле на башне, парню не терпелось поскорей сдать пост и отправиться к Ружениному родителю. «Теперь-то Заброда уж точно не откажет. Отдаст дочку, никуда не денется». Кукша с гордостью поправил пояс. Ещё накануне парень приготовил белую рубаху, сапоги и запасся подарками для будущей невесты. Но утро, почему-то, казалось нескончаемо долгим. Голова под войлочным подшлемьем, несмотря на прохладу, вспотела, Кукша снял шлем и утёр пот. С реки дул легкий ветерок. «Никак парус?». Сквозь туман показался нечёткий контур. «А вот и второй, третий. Купцы, от варягов плывут? Или повольники с Ладоги возвращаются?». Парень нацепил шлем и перебежал к другой бойнице. Вниз по Волхову двигалась вереница судов. «Резво плывут, и туман им нипочём, – Кукша высунулся из бойницы. – Да тут целый флот, а паруса-то, кажись, не наши. Не было бы худа». По телу пробежал холодок: «Тревогу бить? А вдруг свои, так ведь потом засмеют». Корабли тем временем приближались. «Варяжьи это корабли. Вон на носах рожи звериные».

      С соседней башни послышались крики. Не один Кукша приметил незваных гостей. Переполошённые стражники засуетились, забегали, громкий звон нарушил утреннюю тишь. Когда городское било, запело свою тревожную песнь, несколько кораблей уже уткнулись в прибрежный ил. Первые воины спрыгнули на берег и побежали к городским воротам.

      3

      Весть о том, что варяжские корабли