Донские рассказы. Судьба человека. Они сражались за Родину. Михаил Шолохов

под амбар, отваливал камешек, разворачивал лопух и, смачивая бумагу слезами, рассказывал Ленину о своем горе и жаловался на обидчика.

      Прошла неделя. Мишка скучал. Играть не с кем. Соседские ребятишки не водились с ним, к прозвищу «нахаленок» прибавилось еще одно, заимствованное от старших. Вслед Мишке кричали:

      – Эй ты, коммуненок! Коммунячев недоносок, оглянись!..

      Как-то пришел Мишка с пруда домой перед вечером; не успел в хату войти, услышал, как отец говорит резким голосом, а маманька голосит и причитает, ровно по мертвому. Проскользнул Мишка в дверь и видит: отец шинель свою скатал и сапоги надевает.

      – Ты куда идешь, батянька?

      Отец засмеялся, ответил:

      – Уйми ты, сынок, мать!.. Душу она мне вынает своим ревом. Я на войну иду, а она не пущает!..

      – И я с тобой, батянька!

      Отец подпоясался ремнем и надел шапку с лентами.

      – Чудак ты, право! Нельзя нам обоим уходить сразу!.. Вот я вернусь, потом ты пойдешь, а то хлеб поспеет, кто же его будет убирать? Мать по хозяйству, а дед старый…

      Мишка, прощаясь с отцом, сдержал слезы, даже улыбнулся. Маманька, как и в первый раз, повисла у отца на шее, насилу он ее стряхнул, а дед только крякнул, целуя служивого, шепнул ему на ухо:

      – Фомушка… сынок!.. Может, не ходил бы? Может, без тебя как-нибудь?.. Не ровен час, убьют, пропадем мы тогда!..

      – Брось, батя… Негоже так. Кто же будет оборонять нашу власть, коли каждый к бабе под подол хорониться полезет?

      – Ну что ж, иди, ежели твое дело правое.

      Отвернулся дед и незаметно смахнул слезу. Провожать отца пошли до исполкома. Во дворе исполкомском толпятся человек двадцать с винтовками. Отец тоже взял винтовку и, поцеловав Мишку в последний раз, вместе с остальными зашагал по улице на край станицы.

      Обратно домой шел Мишка вместе с дедом. Маманька, покачиваясь, тянулась сзади. По станице реденький собачий лай, реденькие огни. Станица покрылась ночной темнотой, словно старуха черным полушалком. Накрапывал дождик, где-то за станицей, над степью, резвилась молния и глухими рассыпчатыми ударами бухал гром.

      Подошли к дому. Мишка, молчавший всю дорогу, спросил у деда:

      – Дедуня, а на кого батяня пошел воевать?

      – Отвяжись!..

      – Дедуня!

      – Ну?

      – С кем батянька будет воевать?

      Дед заложил ворота засовом, ответил:

      – Злые люди объявились по суседству с нашей станицей. Народ их кличет бандой, а по-моему, просто разбойники… Вот отец твой и пошел с ними отражаться.

      – А много их, дедушка?

      – Болтают, что около двухсот… Ну, иди, постреленыш, спать, будет тебе околачиваться!

      Ночью Мишку разбудили голоса. Проснулся, полапал по кровати – деда нет.

      – Дедуня, где ты?

      – Молчи!.. Спи, неугомонный!

      Мишка встал и ощупью в потемках добрался до окна. Дед в одних исподниках сидит на лавке, голову высунул в раскрытое окно, слушает. Прислушался Мишка и в немой тишине ясно услышал, как за станицей часто затарахтели выстрелы, потом размеренно захлопали залпы.

      Трах!.. та-тра-рах!.. та-трах!

      Будто