Противостояние. Романы. Юлиан Семенов

тебя плохое настроение? Что-нибудь стряслось на работе?

      – Да нет, ничего особенного.

      Галина Васильевна отошла к шкафу и стала перебирать ящик с бельем.

      – Бедный мой Садчиков! – сказала она, вздохнув. – У тебя нет крахмальных рубашек.

      – Плохо. Вообще мне надо купить несколько крахмальных рубашек.

      – Их не покупают. Их крахмалят дома.

      – Это я хитрил. Только дети думают, что соленые огурцы растут на грядках.

      – Городские дети…

      – Деревенские тоже. До г-года.

      – До трех.

      Садчиков предложил:

      – Сойдемся на двух, а?

      – Ты ужасно испортился за последнее время, – вздохнула Галина Васильевна. – Этот жаргон: «сойдемся».

      – Тебе б-больше нравится «разойдемся»? – спросил Садчиков.

      Галина Васильевна обернулась к нему, закрыла ящик с бельем и медленно ответила:

      – Иногда.

      – Что с-с т-тобой?

      – Ничего.

      – Я спрашиваю т-тебя.

      – А я отвечаю. Это твой обычный ответ. «Ничего» – и все тут.

      – Ты же умная ж-женщина.

      – Боюсь, что ты ошибаешься. Сейчас с умными женщинами туго. А особенно с женами.

      – Что с т-тобой, Галка? – повторил Садчиков.

      – Ничего, – ответила она и, взяв его белую рубашку, ушла в ванную комнату.

      Он вошел к детям. Они спали, разметавшись в своих кроватках. Садчиков любил подолгу смотреть, как они спали. Тогда все дневное, тягостное отходило, растворялось, а потом исчезало вовсе.

      «Семь лет, говорят, критический срок в браке, – думал он. – Сначала три года, потом семь, а потом одиннадцать. Если пережить эти три рубежа, тогда все будет в порядке. Значит, три мы пережили. Сейчас остается пережить семь. А что, собственно, случилось? Почему она сегодня такая? Просто отмечает семилетие как фактор? Если б ей делать нечего, а то ведь и в клинике работает, и дома. А почему, собственно, я сразу начинаю с нее? Может быть, начинать надо с меня? Наверное, да. Хотя считается, что в семье все от женщины. От нее идут и спокойствие, и неурядицы. Считается? А почему так считается? Черт, как бы сохранить – внешне – все атрибуты влюбленности? Женщины все-таки ужасно любят внешние проявления влюбленности. Они смущаются, когда им целуют руку, но им же это нравится. Разве нет? Теперь буду каждый вечер целовать Галке руку, – усмехнувшись, решил Садчиков, – может быть, это ее успокоит…»

      …Она разводила крахмал на кухне и плакала так, чтобы он не мог ее слышать. Думала: «Мы с ним живем вместе, а ведь я ему чужая. Он живет своим делом, куда мне нельзя соваться, иначе по носу дадут, как любопытной кошке. А разве все так должно быть? Зачем же тогда одна крыша? Или это во мне говорит наша исконная бабья дурость? Что мне надо? Он не пьяница, не гуляка – чего же еще? Но ведь подло так думать по отношению к себе самой. Это значит – совсем не уважать себя. Раз водку не пьет, и с чужими бабами не спит, и деньги домой приносит – значит все хорошо, да? А сердце хочет еще чего-то… Тот маленький красный комочек, который я режу и шью, он хочет чего-то еще, того, чего у нас нет.