Дада. Виталий Шведченко

поразило, – вот, что за чувство он тщетно пытался уловить. Совсем позабыв об этой встрече, он не придал значения. А между тем, то ощущение тайного чуда, которое он носил с собой после сеанса, было, по-видимому, ни чем иным, как ее образом, запутавшемся в его уме в результате гипнотического воздействия. Ум его от гипноза открылся, как коробочка для наполнения, и это чудо в эту коробочку и юркнуло. Но теперь он этот образ успешно извлек на поверхность и внимательно разглядывал. И образ этот был так мил, что он даже задумался, не остаться ли у кабинета, сесть прямо там же под дверью и нагло ждать ее. То ли как рыцарь, то ли как клоун. Разве это низко? Кажется, низко. Но если подумать, что можно вот так уйти, и больше никогда ее не увидеть… Стало дурно. Он удивился, когда зафиксировал это в себе, нежданно, нечаянно. Не то, чтобы волну, не то, чтобы взрыв, но зерно, интерес. И только он решился, точно, точно надо откладывать все дела, и ждать пока закончится ее сеанс, как вдруг его разбудил голос издалека: «Постойте!»

      Он повернулся. Она вышла из кабинета, почему-то на цыпочках догнала его, и шепотом с одышкой попросила подождать пять-десять минут, указывая пальчиком, как будто выдавала инструкции, и тут же, так же на цыпочках, убежала обратно. Выглядела она совершенно глупо, но ее это совершенно не беспокоило. Он кивнул всё с той же улыбкой, задержавшейся на нём (она, в конце концов, пригодилась). Мысли на секунду собрались в точку, и снова зароились врассыпную по расходящимся тропкам: восторг, догадки, и главное – как необъяснимо и как своевременно это спасение. Пока ехал в лифте, с трудом снял обручальное кольцо, которое уже впилось в толстый палец. На всякий случай. Снаружи он почти пятнадцать минут ходил по тротуарам туда-сюда. Он только силился понять, как его вновь могло что-то настигнуть. Когда он уже закрылся на засов, забыл хотеть, забыл мечтать. Не иначе гипноз поспособствовал. Не иначе это поверхностный обман. Надо непременно ее куда-то отвести, подробно расспросить, рассмотреть и убедиться, что это все не нужно. Быть может, это всё ему кажется, это лишь нарыв уходит, как выразился доктор. Описывая путь к новой точке равновесия, палец доктора, похожий на скальпель, нарисовал ровную лаконичную дугу.

      По этой дуге Леонид Андреевич переместился с незнакомкой в какое-то пошлое кафе неподалеку. В другой раз было бы стыдно, но оказалось, что встреча их подозрительно комфортна, – фон не имел значения. Чем это было вызвано – пока не сообразил. Он все время шутил, а она вообще поставила одну ногу на край дрянного кожаного сидения и так сидела, как будто ей пятнадцать лет, упершись щекой в коленку. За весь час, который они просидели там, она ничего не доела, хотя заказала три блюда, – официант уносил их все почти не тронутыми. Он так и не понял про нее ничего – кто она, какая она. Только осталось ощущение, что они друг про друга все знают. По крайней мере, все, что нужно. Ее имя (Рита), которое он узнал едва ли не случайно только на середине часа, так и осталось у него на языке как какая-то «коррида‎» или «‎варьете». Она сразу сказала, что ни о какой Марго не хочет и слышать,