Мужество. Почему смелым судьба помогает. Райан Холидей

их жизнь мне не подходит?» Она рассказывала, что семья едва с ней общалась: «Со мной обращались так, словно я вернулась после преступления». Эта тактика работала в течение многих лет. «У нее была возможность самоутвердиться, – отмечала ее биограф Сесил Вудхэм-Смит, – но она ею не воспользовалась. Узы, которые ее связывали, были соломенными, но она не порвала их»[15].

      Флоренс Найтингейл не была исключением – ни в 1840‑е годы, ни сегодня. В самом деле, что в так называемом Пути Героя почти всегда следует за призывом к приключению? Отказ от него. Поскольку это слишком сложно, слишком страшно, поскольку очевидно, что выбрали не того человека. Такой разговор Найтингейл вела с собой целых шестнадцать лет.

      Все делает страх. Он удерживает нас от нашего предназначения. Он останавливает нас. Он замораживает нас. Дает миллионы объяснений.

      «Как мало можно сделать, ощущая страх», – позже напишет Найтингейл. Доказательство тому – значительная часть первых тридцати лет ее жизни. Но существовал и короткий миг, когда она не боялась. И она знала об этом. Флоренс Найтингейл нужно было собраться с силами, вырваться на волю и принять призыв, что ей было дано услышать.

      Это был ужасающий прыжок. Уход от легкой жизни. Пренебрежение условностями. Хор сомнений и требований сдерживал ее – как и многих из нас. Но настал момент, когда для нее этого более не существовало. Через две недели она прыгнула.

      «Я не должна ждать от них сочувствия или помощи, – писала она о своем решении вырваться на свободу. – Я должна взять некоторые вещи, самый минимум, чтобы можно было прожить. Я должна взять их, мне их не отдадут».

      В течение года она создавала полевые госпитали для раненых в Крыму[16]. Условия были ужасными. Из‑за нехватки кроватей люди умирали в коридорах зданий и на палубах кораблей. Крысы таскали еду из тарелок. Больные лежали в стылых помещениях без одежды, а некоторые из них последние минуты жизни проводили полностью голыми. Рацион был негодным, а врачи некомпетентными. Именно от этого ограждали ее родители, именно этим не давали запятнать себя. Этого было достаточно, чтобы отпугнуть даже самых храбрых людей.

      «Я была хорошо знакома с жилищами в беднейших кварталах большинства крупных городов Европы, но никогда не была в атмосфере, которая сравнилась бы с атмосферой армейской больницы по ночам», – объясняла она. К этому моменту страх пропал. На его место пришла стальная решимость. Она оплатила ремонт из своего кармана и начала работать.

      В одном из своих стихотворений Генри Уодсворт Лонгфелло идеально запечатлел героическую натуру Флоренс Найтингейл, противопоставив ее образ с лампой в руке мрачным унылым коридорам больницы.

      И Леди с Лампой с давних лет

      Несет в историю свой свет.

      И благородна доброта,

      И героична чистота[17].

      Героична.

15

Каламбур: straw bonds – соломенные узы; straw bond – «липовое» (фиктивное) долговое обязательство.

16

Из изложения автора может сложиться впечатление, что Найтингейл «прыгнула» во время Крымской войны. На самом деле это произошло раньше, когда она стала путешествовать по Европе и знакомиться со своим будущим занятием. В 1850‑м она посетила лютеранскую общину в немецком Кайзерсверте, что стало поворотным моментом в ее жизни. С разрешения родителей в 1851 году она провела в Кайзерсверте несколько месяцев, пройдя базовый курс медицины, затем училась под Парижем в больнице католической организации «Сестры милосердия». Только в октябре 1854 года она с другими женщинами-медсестрами отправилась в английский военный госпиталь под Константинополем.

17

Генри Уодсворт Лонгфелло, «Святая Филомена». Перевод Е. В. Поникарова.